Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что я такого сказала?
— Дальнейших оснований для вас манкировать своими служебными обязанностями я не вижу.
— Вы это со мной так разговариваете? У вас очень тяжелый характер, Вася!
Галя, обескураженная и обиженная, едва сдерживающая слезы, быстро пошла, а потом побежала по коридору.
«Диагноз точный, — думал Василий. — С моим характером только в монахи, в схиму, подальше от девушек и женщин. Или, напротив, в яму, как у Куприна. Поселиться в публичном доме на полгода, избавиться от томлений плоти и волнений ума. Напрасно публичные дома ликвидировали».
Краем глаза он увидел, как открылась дверь учительской и из нее вышел контуженый лейтенант.
Василий развернулся, поднял костыль и перегородил дорогу.
— В чем дело? — остановился контуженый.
Это точно был Митяй, двоюродный брат, Василий не ошибся.
— Привет, братка! — Он снял очки. — Не узнаешь?
— Васятка?
— Он самый. Почти в целости и сохранности, за исключением части одной нижней конечности…
Василий радовался встрече, но еще не развеялась досада на грубость, с которой он отшил медсестричку, да и бурно выражать эмоции он не умел. В отличие от Митяя, который захватил его в объятия, оторвал от пола и попытался закружить, но потерял равновесие, и они чудом не свалились на пол, на который с грохотом упали костыли.
— Пусти, чертяка! — смеясь, просил Вася. — Поставь меня! Нет, держи! У, медведь!
— Братка! Ты! Живой! Встретились! — твердил Митяй.
— Костыли дай.
— Чего? Говори громче!
— Костыли дай, а то я так и буду висеть на тебе, как кальсоны на заборе. Пошли под лестницу. В каждой школе должен быть укромный угол под лестницей.
Под лестницей лежали приготовленные для отправки в прачечную холщовые мешки с грязным госпитальным бельем, источавшие слабую смесь запахов крови, гноя, солдатского пота и медикаментов. Тут же стояли ящики от снарядов с каким-то больничным скарбом. На них и уселись братья, прижавшись плечами: Василию, чтобы не повышать голос, приходилось говорить Митяю прямо в ухо и просить его: «Не ори, а то погонят нас отсюда». Как все слабослышащие люди, Митяй не контролировал силу голоса. Первым делом они обменялись насущной информацией: как давно воюют, в каких войсках, на какой должности, на каком фронте. Неожиданно для себя Василий признался, что его якобы представили к званию Героя Советского Союза.
— Братка! — завопил Митяй. — Молодчина!
— Тише ты! — ткнул его в бок Василий. — Ты не понимаешь! Никакого особого подвига я не совершал, я чуть не обделался от страха. Просто к месту пришелся, у англичан есть выражение: оказаться в нужное время в нужном месте. Это была даже не моя работа, рутинная, военная, а работа младшего сержанта. Но она, следует признать, повлияла на исход боя. Ты же наверняка видел настоящие подвиги ребят, которые погибли, о которых никто не вспомнит. По сравнению с ними я самозванец, фанфарон, обезьяна на ярмарке.
— Уж загнул! Кичиться, конечно, не следует, но и мартышкой себя считать глупо. Ты ногу потерял.
— Так ведь не голову!
— Если голову, лучше? И потом, Героям полагаются всякие льготы и пособия. Матери твоей они очень пригодятся. Пишет тебе тетя Парася?
Василий отстранился, закаменел. Митяй с детства помнил эту его способность мгновенно меняться: вот он растерянный, слабый или возбужденно радостный, а потом щелчок, точно кнопку выключателя нажали и перед тобой холодный истукан.
— Тебе должно быть прекрасно известно, — процедил Васятка, и Митяй не столько услышал, сколько понял по губам, — что мои отец и мать, брат и сестра… погибли в тридцать седьмом году.
— Здрасьте! — возмутился Митяй. — Мне как раз известно, что тетя Парася прекрасно живет в Погорелове. То есть не прекрасно, а трудно, болеет она. Ведь мои мать, и брат, и жена, и сын сейчас у них в Сибири.
— Какой сын? — растерялся Василий и снова обмяк.
— Сын у меня, Илюша, родился в день Октябрьской революции.
Василий не слушал. Он встал, забыв про отсутствие ноги, хотел шагнуть и упал, взвыл от боли в культе.
Митяй помог ему подняться и сесть:
— Куда ты, чертяка?
— Давай еще раз, — попросил Вася, тяжело дыша. — Ты утверждаешь, что моя мама жива?
— Утверждаю!
— Значит, она все это время, пять лет, думала, что если я не даю о себе знать, то я ее… бросил, забыл?
Митяй пожал плечами: откуда ему знать, что думала тетя Парася?
— С братом твоим Егоркой какая-то чехарда. Вроде на фронт сбежал и пропал. Мать писала: попробуй разыскать его. Да разве это мыслимо? Васятка?
— Что?
— Не каменей, не впадай в ступор! Говори со мной нормально.
— Хорошо, — пообещал Василий, невидяще глядя в одну точку, на завязки мешка с грязным бельем. — Значит, ты родил сына. В шестнадцать лет?
— В семнадцать.
— Разница существенная. А я в пятнадцать поступил в Московский университет.
— Ты у нас всегда был мозговитый. Какой факультет?
— Физический. И кто твоя жена?
— Настя Камышина, теперь Медведева. Помнишь Камышиных? Мать у них домработницей.
— Соблазнил барскую дочь? — Василий старался поддерживать беседу, хотя мысли его были далеко.
— Мы друг друга соблазнили еще в пять лет.
— Как? — вытаращился Василий, окончательно вернувшись на землю.
— Да не этом смысле, — ударил его кулаком в грудь Митяй. — В этом смысле гораздо позже.
— Я ни разу не спал с женщиной, — признался Василий.
Он давно ни с кем не был откровенен. Он не подозревал, что существует человек, которому он признался бы в своих терзаниях. С братом Митяем расстался мальчишкой. Они, родившиеся с разницей в несколько дней, пацанами были очень дружны, хотя Митяй всегда покровительствовал и выставлял себя старшим, Васятка почти не возражал. И теперь он, точно в детстве, открылся старшему брату, точно зная, что его признания никуда дальше не уйдут. Митяй не даст ему совет, Митяй вообще может не понимать, о чем рассуждает начитанный Васятка, а то и высмеять его проблемы. Но редкая возможность выговориться для Васятки значила больше, чем дюжина советов.
— Хочешь пройти под моим руководством курс молодого бойца? — снова ткнул его кулаком Митяй. — Начнем с расстегивания штанов…
— Иди ты! — в ответ ударил его Василий.
У них и в детстве так бывало: задушевная беседа на сеновале или на рыбалке, когда не клевало, заканчивалась потасовкой. Будто волнение, вызванное обсуждением секретной или заумной темы, не находило иного выхода, кроме как в драке.