Она повернулась и пошла обратно. Из-за задернутых бархатных занавесок доносились негромкие голоса тех, кто уже вернулся на свои места. Лорел приближалась к повороту, когда кто-то появился из-за угла прямо перед ней. Плащ с капюшоном отбрасывал причудливые тени.

Она ахнула, а незнакомец в ту же минуту остановился. Он стоял в нескольких ярдах от нее, его лицо оставалось в тени, и лишь виднелись тускло поблескивающие глаза. Когда он сдвинул назад капюшон, она испугалась.

Она заглушила охватившую ее тревогу. Просто этот человек спешил найти свое место, как и она сама.

— Извините меня, сэр. — Она попыталась обойти его.

Он шагнул в сторону, преграждая ей дорогу.

— Симона? — хриплым шепотом произнес он. Он добавил еще несколько слов, которые показались ей французскими. Он подошел ближе, и Лорел мельком заметила черты его лица — крючковатый нос, тонкие губы, выступающий подбородок. От взгляда его черных глаз у нее пробежали по спине мурашки. Она отступила на шаг.

— Простите, я плохо говорю по-французски. Вы заблудились?

Он снова повторил это слово, имя:

— Симона? — Это убедило ее, когда он добавил: — Де Валентин.

У нее пересохло в горле, она покачала головой:

— Я не знаю, о ком вы говорите. И позвольте мне пройти.

— Non, mon Dieu. — Он подошел еще ближе. — Vous n#39;etespas Simone!

Он поднял руку. Она отшатнулась, страх пронзал ее до самого мозга костей, и возникло необъяснимое чувство, что она должна его узнать. С облегчением она увидела, как из-за угла вышли две леди и джентльмен. Мужчина коснулся плеча человека в плаще.

— Прошу прощения, — сказал джентльмен. Все трое прошли за бархатные портьеры в ложу.

Словно издалека до Лорел донеслись мрачные мотивы «Дон Жуана», на сцене начинался второй акт. Эти звуки воспринимались ею как предупреждение об опасности. Этот человек в плаще вполне мог оказаться злонамеренным Доном, а она его жертвой. Она уже собиралась войти в ближайшую ложу, когда в коридоре раздались еще чьи-то шаги. Человек в плаще поднял голову и прислушался, затем пробормотал какое-то слово и проскользнул мимо нее.

С громко бьющимся сердцем Лорел смотрела ему вслед, пока темнота в конце коридора не поглотила его. Звуки музыки пробуждали в ней тревогу, хотя она не смогла бы придумать что-то более страшное, чем холодный взгляд незнакомца, его хриплый шепот… Что все это означало?

Девушка не могла понять, как и почему его походка, разворот его плеч… даже злобные непонятные ругательства показались ей удивительно знакомыми.

Но откуда она могла его знать?

Имя, которое он назвал, осталось в ее памяти. Симона де Валентин. Дрожь охватила все ее тело до самых кончиков пальцев. В подсознании вновь возникло бушующее пламя — то самое, которое преследовало ее во сне с самого детства, с самых первых смутных воспоминаний. Она вдруг ощутила себя маленькой и беспомощной. И испуганной, потому что словно слышала страшные крики женщины, хлопок взрыва и видела закутанную в черное фигуру, бегущую к ней по коридору.

— Лорел?

Послышавшийся за ее спиной шепот испугал ее, заставив резко повернуться. Она хотела закричать, но сильная рука железным обручем обхватила ее за талию, и чья-то ладонь зажала ей рот.

— Лорел, это я, Эйдан. Перестаньте сопротивляться. И, ради Бога, не кричите.

Еще несколько секунд сковывавший ее ужас не отпускал ее. Постепенно она расслабилась, и Эйдан повернул ее лицом к себе. В ее глазах был страх.

Он притянул ее к себе, чувствуя, как бьется ее сердце. Вдалеке слышалась набиравшая силу музыка — скрипки, виолончели и басы сливались в одну гармонию. Лорел судорожно сжимала его рукав. Ее тело ослабевало от его близости. С прерывистым вздохом она прижалась лицом к нему так трогательно, что исчезли все его подозрения, и жгучее желание обожгло душу.

Он еще не понял этого чувства, но осознал, что силы возвращаются к ней. Она отстранилась от него с явным сожалением, что Эйдан отпустил ее.

— Слава Богу, это только вы.

— А кого вы ожидали? И что здесь делали?

— Я заблудилась и… — Она насторожилась. — Вы следил и за мной?

Обвинение, звучавшее в ее голосе, кольнуло его.

— Я видел, как вы поднялись по этой лестнице выше, чем следовало. Попытался догнать и остановить вас.

— Вы этого не сделали.

— Вы считаете меня лгуном?

Она вздернула подбородок.

— Я только говорю, что простояла в этом коридоре достаточно долго и вы могли при желании давно догнать меня.

— Меня задержали доброжелательные знакомые, которые хотели справиться о здоровье Мелинды.

— Я бы сказала, что они выражали свою озабоченность странным образом.

Это было сказано с неприязнью. Она хотела обойти его, но он схватил ее за руку.

— Вы говорите о близнецах Льюис-Паркер? — Он не сдержал усмешку при такой мысли.

— Можете не улыбаться. Вы не находите, что они немного молоды для вас?

Теперь он уже рассмеялся, понизив голос, чтобы его не услышали в ближайших ложах.

— Они мои дальние родственницы, чьи отец и брат случайно оказались в числе наследников титула Барнсфорт — титула, который эта семейка очень хотела бы заполучить. Ведь если я помру, не произведя на свет наследника, то претендентом окажется одна из двойняшек. Эдвина или Эмили станет виконтессой.

— Понятно. — Оголенное плечо приподнялось, выражая равнодушие. — Так которая из них?

— Ни та ни другая. Что с них взять? Тщеславные пустоголовые кузины. — Он подошел ближе и сказал: — Не могу понять, почему вас это интересует?

— Да нисколько. — Но это прозвучало неискренне. Они посмотрели друг на друга, и ее глаза широко раскрылись и повлажнели от неясных желаний, которые были отражением влечения к этому мужчине. Противостоять ему становилось все труднее.

Взяв ее за подбородок, он приподнял ее голову, наклонился и коснулся губами ее губ. И испытал при этом наслаждение, вызвавшее настоящий бунт его плоти. Она не сопротивлялась и даже издавала какие-то мурлыкающие звуки удовольствия. Он заключил ее в объятия и целовал глубокими долгими чувственными поцелуями. Она откликнулась на эту ласку со смущением и осторожностью, но и с полной взаимностью.

Все внезапно исчезло, оставив им лишь жар взаимных желаний. Лорел не заметила, как ее спина коснулась стены. Она ни о чем не думала, обнимая его, прижимаясь к нему, целуя его, пока неожиданный гром аплодисментов не заставил обоих вздрогнуть и отшатнуться друг от друга.

Ария кончилась, но кто пел, Эйдан не мог бы сказать. Страсть путала его мысли, но он все же сознавал и удивлялся, как они быстро потеряли власть над собой, и в таком месте, в окружении публики, где любой мог бы выйти из ложи и увидеть их.