* * *

Однажды в вечерней синеве, когда стаи воробьев и певчих птиц потянулись к югу, Мария увидела огромное темное создание весом не менее трехсот фунтов, которое высилось над озером в торжественной тишине и принюхивалось к прохладному воздуху. Похоже, в округе Эссекс водились чудовища. Местные жители верили в такие диковинки, как волки, которые неделями преследуют человека, а потом заглатывают его целиком; ядовитые змеи, предпочитающие юных женщин и прячущиеся у них под кроватью; птицы, пробивающие отверстия в деревянной обшивке дома, словно вместо клюва у них нож; кролики, на глазах меняющие цвет с коричневого на белый, когда выпадает снег. Они бились об заклад, что в кишевшем пиявками озере, где купались Мария с дочкой, обитает морской змей. Это таинственное создание якобы приплыло внутрь материка из гавани, когда леса затопило огромной приливной волной во время шторма. Возможно, это были всего лишь байки, чтобы отвадить чужаков, однако, когда коренных жителей вытеснили из этих мест, городские мальчишки, пораженные смертельным страхом, не заходили в озеро даже при удушающей жаре, когда купание становилось единственным способом освежиться. Они ограничивались тем, что стояли у края воды и бросали камни в озеро, едва осмеливаясь лишь слегка замочить пальцы ног. Озеро считали бездонным: местные мужчины безуспешно искали змея, и некоторые бесследно исчезали, оставляя безутешных детей и вдов.

Кадин в этих лесах чувствовала себя как дома. Она часто исчезала, рыская по городу в поисках безделушек, которые неизменно доставляла хозяйке, принося то обувную пряжку, то резную деревянную крышку, а то и серебряный наперсток, мгновенно черневший в руках Фэйт, которая тоже мало-помалу приобретала магическую силу. Она могла созвать к себе птиц одним пронзительным криком, а озерные пиявки не осмеливались приблизиться, когда девочка пробиралась сквозь камыши, сжимая руку матери. Мария предупредила дочь, чтобы та не заходила в воду слишком далеко. Однажды Фэйт нашла жабу, иссохшую и близкую к смерти, и когда осторожно подняла ее и подержала на ладони, земноводное ожило. Охваченная паникой жаба выпрыгнула из ее рук и скрылась в кустах ежевики. Мария, видевшая это, преисполнилась гордости. Ее дочь была природной целительницей.

Окажись рядом Самуэль Диас, он бы порадовался успехам Фэйт, которую часто вспоминал. Она по-прежнему пела португальские колыбельные песни, услышанные от него. «Коко», – говорила она с серьезным видом, когда они собирали ежевику неподалеку от берега моря. Ягоды напоминали ей о человеке, который всегда угощал их, хотя Мария заставляла его есть фрукты самому, чтобы быстрее поправиться, – не только ягоды, но и папайю, и манго. Он придерживал эти лакомства для Фэйт и радовался, когда она их ела.

– Он сейчас далеко в море, – говорила Мария дочке, напоминая себе, что Самуэль Диас теперь уже не часть их жизни.

* * *

Зима пришла рано. Почти каждый день огромными хлопьями падал снег, и ничего в их жизни не менялось.

Трижды в месяц Мария, неся на руках спящего ребенка, брела во тьме мимо грушевых садов на свидание с Хаторном у его склада в доках. Она надевала черную одежду, чтобы никто ее не заметил. Мария выходила поздно и предпочитала узкие тропки, хотя те были обледеневшими и терялись во мраке. И все же она не была невидимкой, и, когда шла своей дорогой в одну облачную ночь, внезапно появилась луна. Решив, что на его поле прилетела поживиться ворона, в Марию выстрелил фермер, изрешетив накидку дробью. К счастью, ей лишь оцарапало руку, а Фэйт и вовсе не пострадала, лишь вздрогнула в руках матери. Прежде чем Мария успела остановить себя, она произнесла проклятие: «Пусть того, кто пытался меня ранить, самого ранят».

На следующее утро фермер божился, что на него наслали заклятие. Кроты избороздили твердую промерзшую землю, и на его жилище спустилась целая стая ворон. Одна из птиц проникла сквозь дымоход в гостиную; жена фермера визжала и закрывала голову стеганым одеялом.

– Здесь замешана ведьма, – говорил фермер всем слушателям. – Подождите немного, и вы увидите. Она придет к вам, как явилась ко мне. Это женщина, умеющая превращаться в черную птицу.

Всякий раз, когда Мария была с Хаторном, в ее сердце загорался огонек надежды, но появилась боль под ребрами, словно от укола металлического острия. С каждым днем он все больше отдалялся от Марии, даже поворачивался к ней спиной, одеваясь. Черное зеркало давным-давно показало, что ее судьба – мужчина, который подарит ей бриллианты, а это сделал Хаторн. Она не раз вспоминала слова Ханны: надо быть осторожной и любить того, кто может ответить тебе взаимностью.

– Ты делаешь любовь такой, какой хочешь сама, – говорила Ханна. – Решаешь ты: или идешь к ней, или от нее.

Мария вспоминала женщин, приходивших через Любимое поле в дом Ханны, гонимых любовью, от которой они не могли отречься, даже если та разрушала их жизнь. И однажды ночью она нашла ответ на свой вопрос: это не было любовью.

* * *

Марии Оуэнс исполнилось восемнадцать лет: шла ее первая зима во втором Эссексе, самая холодная за более чем сорок последних лет. Вода в гавани покрылась льдом, а снега выпало столько, что лошади на выгонах тонули в сугробах высотой в восемь футов. Люди, жившие на фермах, далеко от города, смогли попасть туда лишь с приходом следующей весны. Но Фэйт росла не по дням, а по часам, как когда-то Мария в лесах первого, английского, Эссекса. И сейчас они жили в лесу, то с Джоном Хаторном, то без него. Над дверью Мария повесила медный колокольчик Ханны, его звук успокаивал ее, когда дул ветер. Она делала все, что было в ее силах: каждый день заготавливала дрова на растопку и радовалась запасенным на зиму картофелю, луку и яблокам. Когда припасов не хватало, Мария выбиралась в лавку Хэтча, где обменивала на еду сушеные лечебные травы. Энн Хэтч, жена бакалейщика, часто добавляла от себя какой-нибудь гостинец для Фэйт – леденцы из черной патоки или пакетик сахара для режужихся зубов. Как всегда, Марию сопровождала Кадин, поджидая ее на самых высоких деревьях; в отличие от хозяйки, ворона никогда не считала это место своим домом.

* * *

Под черным небом, усеянным звездами, Мария отправилась на озеро наколоть льда для питьевой воды. Опустившись на колени, она подсмотрела на черном льду свое будущее, увидев себя привязанной к стулу. Джон уходил от нее, одетый в черный плащ, из ее рук падали бриллианты. Ее взору предстало дерево с огромными белыми цветами, каждое размером с луну.

Сколько ни пыталась, Мария не сумела составить из этих образов цельную картину. Ханна не раз говорила, что женщины часто не понимают, чего хотят на самом деле. В глубине души Мария уже знала правду и не удивилась, когда однажды поздним вечером, проделав долгий путь в гавань, обнаружила, что дверь склада Джона заперта. Некоторое время она ждала, но он так и не появился. Каждую ночь Мария прислушивалась, надеясь услышать шаги Хаторна, но когда за дверью звенел медный колокольчик, это оказывался всего лишь ветер.

В марте Фэйт исполнилось два года и Мария приготовила пирог из запасенных в бочке яблок, в которые добавила остаток корицы, привезенной с Кюрасао в коробочке с травами. Фэйт была настоящим чудом. Она уже хорошо разговаривала и отличалась примерным поведением, помогала Марии собирать травы, с интересом слушала пересказанные матерью истории Самуэля Диаса о кошке, волке и ребенке, потерявшемся в лесу.