— Вы больны, Девон?

— Нет. А вы мне кажетесь до крайности усталым.

— А вы мне — до крайности невнимательной. Наконец-то ему удалось привлечь к себе ее внимание. Глаза их встретились.

— Почему вы занимаетесь всем этим, Себастьян? Возитесь со мной? Когда вы возвращаетесь с вечерних приемов, вы не спите до рассвета. Я это знаю. Видела свет в щели под дверью вашей спальни.

Себастьян посмотрел на Девон долгим испытующим взглядом. Легкие тени у нее под глазами свидетельствовали о том, что и она не спит по ночам. И не прекратила свои ночные путешествия по дому. Но сейчас, принимая во внимание ее теперешнее настроение, ему не хотелось пробирать Девон.

— Я люблю ночь, — произнес он беззаботно. — И всегда любил.

Это вполне правдивое утверждение явно не убедило Девон.

Совершенно бесспорно, что ему трудно было сосредоточиться только на работе во время их совместных занятий. Порой, когда Девон склонялась над длинным столом красного дерева в центре комнаты, Себастьян любовался ее аккуратной кругленькой попкой, которая двигалась то в одну сторону, то в другую. Ему нравилось наблюдать, с какой сосредоточенностью она хмурит тонкие брови. Девон не хотела, чтобы он, как она выражалась, глазел на ее грудь, и ему приходилось довольствоваться тем, что было ему доступно.

Однако тем дело не ограничивалось.

Обязанности, которые всегда казались ему важными, отошли на второй план. Он предпочитал проводить время с Девон и не тратить его на посещение светских приемов, на которых ему следовало присутствовать, если он намеревался искать себе невесту. В обществе Девон можно было не придерживаться светских формальностей, не думать о долге, налагаемом на него титулом. Помимо всего прочего, Девон не наводила на него скуку. При всей своей необразованности она обладала острым и восприимчивым умом. Она не жеманилась в разговоре и не прятала свои чувства за неостановимой болтовней и притворным смехом. И она занимала его воображение, как ни одна другая женщина не занимала его до сих пор.

— Дело не во мне, — сказал он. — Я считал, что вам нравится учиться.

— Это так и есть, — буркнула она недовольно.

Себастьян подумал, что две недели назад она не позволила бы себе подобного тона, лишенного даже намека на радость. Он нахмурился:

— В последние несколько дней вы ведете себя по меньшей мере необычно. Что с вами произошло?

Девон отвела взгляд и произнесла очень тихо:

— Ничего.

— Я знаю вас уже достаточно хорошо, чтобы этому поверить, — уверенно возразил он. — Вы изменили ваши намерения? Я полагал, что вам хотелось бы стать гувернанткой.

— Мне по-прежнему этого хочется. Но…

Запинка была многозначительной: Девон явно чем-то сильно огорчена, и это задело сердечные струны самого Себастьяна. Он протянул руку через стол и обхватил пальцами тоненькие пальчики Девон.

— Но что? — спросил он, глядя ей в лицо.

Мягкие розовые губы крепко сжались.

— Девон… — начал было он уже с некоторым оттенком предостережения.

— О, ну хорошо! — перебила его она. — Если вам так хочется знать, то я… я не умею петь.

Себастьян растерянно моргнул:

— Простите, не понял вас.

— Вы слышали, что я сказала. Если бы я запела, все кинулись бы к дверям и убежали на улицу.

Несколько секунд Себастьян тупо смотрел на нее в полном недоумении. Потом его вдруг осенило:

— Вы слушали пение Пенелопы!

Девон кивнула с убитым видом.

Себастьян едва не расхохотался, но вовремя понял, что этого нельзя допустить хотя бы во имя собственной безопасности.

— Девон, — заговорил он, — очень немногие могут петь, как Пенелопа.

Этот прием, кажется, не сработал. Наверное, следовало бы ее подбодрить. Попробуем еще разок.

— Быть может, вам только кажется, что вы не можете петь.

— Нет, — возразила она. — Не кажется. Послушайте.

Она запела какую-то песенку слабым, дрожащим голоском, и Себастьян постарался, чтобы в глазах у него не появилось выражение, которое она могла бы — и не без основания! — принять за жалость.

Бестия, которая дремала, лежа в углу комнаты, пробудилась, села и завыла. Себастьян бросил на псину грозный взгляд.

Девон кончила петь и выжидательно посмотрела на Себастьяна. Плечи ее были безвольно опущены. Ей-богу, ему сейчас надо соблюдать максимальную осторожность, чтобы не задеть донельзя обостренные чувства Девон.

— Дорогая, ведь для того, чтобы стать истинной леди, нужно многое, и умение петь далеко не самое главное в этом.

— Да, — горестно согласилась она. — Я это понимаю.

— Быть может, ваш талант проявит себя в игре на фортепиано…

— Быть может, у меня вообще нет талантов.

— Странно, — произнес Себастьян. — Вот уж не думал, что вы из тех, кто легко сдается.

— Смею сказать, что я и не собираюсь сдаваться или что-то в этом роде. Я просто хочу быть честной. Ведь вы цените честность, не так ли?

— Очень высоко.

— Тогда перестаньте меня уговаривать.

— Да я вовсе не…

— Пожалуйста, Себастьян, позвольте мне договорить, — перебила она. — Дело не только в Пенелопе. Я наблюдала за леди на вашем приеме. Я не смогу стать такой, как они. Никогда! — с жаром воскликнула Девон. — Я не склонна к осуждению. Я не завистлива — или, может, завистлива! О, я понимаю, что как гувернантка я не буду принимать участия в подобных развлечениях. Уверена, что гувернантке или компаньонке нечего и думать о том, чтобы попасть в высшие слои общества. Но буду ли я обучать детей или находиться в компаньонках у богатой старой женщины, мне понадобятся соответствующие манеры…

— У вас и будут соответствующие манеры, если вы научитесь сидеть прямо.

— Не в этом дело, — отмахнулась Девон и ткнула указательным пальцем сначала в сторону глобуса, — а потом в сторону полок с книгами: — Это все. Я не умею шить, и зачем мне учиться вышивать? Я не научусь рисовать, незачем и пытаться, это лишь доставит вашей сестре лишние хлопоты. Я никогда не научусь говорить по-французски. Я только-только начала учиться читать на родном языке. — Голос ее вдруг сорвался, она откашлялась и продолжала уже спокойнее: — Я думала, что смогу справиться, но уж очень многому надо учиться.

— Девон, помолчите!

— Себастьян, я…

— Шшш!

Ее милые губы задрожали. У Себастьяна сжалось сердце.

— Послушайте меня, Девон, — произнес он как можно мягче. — И слушайте внимательно. Я неизменно радуюсь вашим успехам в учебе. Они просто поразительны.

— Это вы нарочно говорите, — слегка тряхнув головой, возразила она.