По пути Флинн украдкой заглядывала в комнатки других павлинов. Ей очень хотелось, чтобы в поезде она могла так же, как они, просто смеяться, жить и учиться.

Но найти Йонте ей хотелось намного больше.

В это время в купе Пегс расчёсывала свои короткие светлые волосы.

– Как ты считаешь, я могу так лечь? – спросила она Флинн, поправляя рукой причёску.

– Ты знаешь, что означает, если лампа Гемфри светится чёрным светом? – ответила та вопросом на вопрос.

– Да, – сказала Пегс, швырнув расчёску в шкатулку с украшениями. – Это означает, что ты не ответила на мой вопрос. – И, ответив на него сама довольным взглядом в зеркало, она вскарабкалась по ступенькам в кровать.

На несколько секунд, пока Пегс взбивала подушку, а Флинн растерянно наблюдала за ней, установилась тишина.

– Это означает опасность, – наконец объяснила Пегс. Она, дрожа, вздохнула. – Это означает, что в поезде находится кто-то, не имеющий на это права. Кто-то без билета. И без разрешения. Могу поспорить, что миссис Штейнман, чтобы преподавать нам, получила особое разрешение центрального офиса. Если лампа Гемфри действительно светит чёрным светом, мы зря подозревали её.

Флинн задумчиво прищурилась. Выходит, «Много зла произойдёт» больше не соответствует действительности. Зло уже творится в поезде. Только вот если его творит не миссис Штейнман – кто тогда?

Флинн понимала, что Пегс сейчас ничего не хочет об этом знать, но всё-таки сказала:

– Нам нужно глядеть в оба.

Когда во вторник утром Флинн и Пегс вошли в столовую, Оливер Штубс на всё помещение завопил:

– Эй, Хафельман, перед тобой меркнет даже рассветное солнце! – Улыбаясь от уха до уха, он восторженно махал руками.

Флинн положила в тарелку пшеничный хлеб и яичницу.

– Что это с ним? – подняв брови, спросила она. Пегс промолчала, с сосредоточенным выражением лица выбирая на стойке самообслуживания плошку с кефиром.

Они вдвоём сели за их обычный столик в конце вагона. Немного погодя по скатерти при свете утренней зари с шуршанием пополз маленький сложенный из бумаги жук. Флинн в замешательстве разглядывала фигурку оригами.

– Что это? – спросила она Пегс. – Специальный выпуск «Экспресса в экспрессе»?

Пегс с озадаченным лицом огляделась в вагоне, словно выясняя, кто запустил сюда эту фигурку. Флинн с любопытством потрогала бумажные крылышки жука – и они, шелестя, распрямились, обнажив гудящий моторчик. На внутренней стороне крылышек было написано «Неделя состязаний, день второй», а рядом – «для Флоренс и Крутого Круглика».

Таращась на эти слова, Пегс прыснула.

– Крутой Круглик! – хихикая, воскликнула она. – Касим назвался Крутым Кругликом!

Флинн поморщилась.

– Но ведь он прав, – сказала она. – Он именно такой. Хотя по мне, так лучше бы это был «Экспресс в экспрессе», – прибавила она, подпихивая жука к Касиму. Зевая, он только что подсел к ним с полной тарелкой бутербродов с сыром. И в это утро он появился не со стороны кухни. От одежды его не пахло ни пароваркой, ни шоколадом, но выглядел он заспанно – как всегда, если всю ночь бодрствовал. В руках он держал свой синий блокнот. Флинн задумалась, что же он делал несколько часов, пока в поезде все спали.

– Флоренс, не хочешь прочесть правила недели состязаний? – спросил Касим, расправляя бумажного жука, из которого получилась ядовито-зелёная листовка.

– Интересно, зачем ты читаешь правила, если всё равно снова их нарушишь, – вставила реплику Пегс. Она старалась придать лицу недовольное выражение, но уголки губ у неё непослушно подрагивали. – Крутой Круглик, – прибавила она.

Касим с невозмутимым взглядом проигнорировал её хихиканье.

– Это правила неофициальной недели состязаний, – повторил он, словно Пегс неправильно его поняла. – Если мы хотим получить шанс пообщаться с северными енотами, нам нужно добиться успеха хотя бы сегодня. – Он с горящими глазами просмотрел листок. Там было написано:

За спиной у Флинн кто-то дополнил:

– Что не удивительно при прочих недоумках в поезде.

Флинн резко обернулась. Гарабина, сидя за соседним столиком, перегнулась через спинку стула, чтобы тоже прочесть листовку. Она пригладила свои блестящие волосы.

– Меня не удивляет, что команда огородных пугал участвует в этом маразме, – сказала она. Взгляд её с подозрением задержался на блокноте Касима, а затем она вернулась к своему завтраку.

– Мы команда перелётных птиц в поезде, – поправил её Касим и тихонько пробурчал: – Ведь не могут же северные еноты сами выиграть свою неделю состязаний, да? Разве такое разрешается?

Пегс неуверенно фыркнула, словно ставила эту мысль под сомнение и в то же время считала её возможной.

– Ну и ну! – вырвалось у Флинн, которую осенило, что Оливер Штубс и правда слегка втюрился в Пегс. Это объясняет тот сомнительный комплимент, который Штубс только что провопил как неандерталец на всю столовую.

Касим стремительно поднял голову.

– Мы выиграем эту неделю состязаний, Флоренс, – выбросив вверх сжатый кулак, постановил он. – И тогда северным енотам придётся нас уважать. Его лицо приняло мечтательное выражение. – Они спросят меня, не хочу ли я стать пятым в их шайке. – Он взмахнул рукой. – Касим – пятый и лучший из северных енотов. Может, мне дадут одну из этих суперских охотничьих шапок или…

– Я думала, речь идёт о Йонте, – тихо перебила его Флинн, – а не о славе или почестях. Только о Йонте. – В горле у неё встал твёрдый ком. Неужели Касим использовал поиски её брата как предлог, чтобы Флинн вместе с ним выставила себя полной дурой в этой идиотской неделе состязаний?!

Касим, очнувшись от своего сна наяву, от неожиданности зажмурился.

– Так вот, значит, как! – сощурив сверкающие в лучах утреннего солнца глаза, прошипела Пегс. – Ты собираешься променять нас на более крутых друзей, да?

Касим весело отмахнулся:

– Не говори ерунду, Хафельман.

Внутри у Флинн всё сжалось. Впервые в жизни у неё появились друзья, и она не хотела потерять никого из них. Тем более из-за этих придурков северных енотов!

Взгляды Касима и Флинн встретились. Когда он увидел её застывшее лицо, его глаза округлились, и, опустив голову, он взглянул на листок у себя в руках.