– Я не вижу тебя без него. Ты ведь не хочешь быть без него?

– “Будет очень больно”, сказала твоя бабушка.

– Так, – произносит Тереза, – но я не понимаю, что она имела в виду. Впрочем, наверно, очень больно все время быть мухой?

– Возможно, когда вдруг узнаешь, что ты – муха, – говорит Жанетт. – Может быть, она это и имела в виду? Тогда это чертовски больно.

Теперь ее поза стала менее напряженной. Слезы еще текут, но в них нет прежней горечи.

– Твоя бабушка, – говорит Жанетт, уже почти хихикая, – она… сказала, что я… – картонная коробка. Или моя жизнь такая! Коробка!

– Она почему-то за тебя боялась, – говорит Тереза.

Очень странно, что Тереза почувствовала именно это.

Они опять сидят молча. У Жанетт почти веселый вид. А Тереза терзается сомнениями.

– А он… тот, для которого ты муха, – нарушает паузу Тереза. – Он тебя любит?

– Да, любит он меня?

– Я не знаю, – отвечает Тереза. – Я не знаю даже, что значит это слово. Несколько дней тому назад… – У нее вдруг появляется непреодолимое желание поделиться с кем-то, кто по-настоящему поймет ее. – Несколько дней тому назад мне казалось, я знаю точно, как это бывает. Что такое любить кого-нибудь. Что любовь – это штормовая волна, выплескивающая вдруг открывшуюся истину, море истин, я думала, что все теперь знаю, понимаешь? – Глаза Терезы блестят. – И ведь знала.

У Жанетт возникает непреодолимое желание отблагодарить за доверие. Теперь я скажу это, решается Жанетт.

– Знаешь, – начинает она, тоже склонившись над большим, уютным столом. – Думаю, Юнас любит меня, но изменяет мне с кем-то. А здесь можно курить?

– Разумеется, – сипло произносит Тереза.

Юнас?!

Жанетт, бесшумно ступая, идет в прихожую за сигаретами. Теперь все сказано. Теперь она может спросить, правда ли Юнас изменяет, и, что бы Тереза ни сказала, Жанетт поверит ей.

– А где пепельница? – спрашивает она, вернувшись на кухню.

– В… каком-то из шкафчиков, – уклончиво отвечает Тереза. Ее сердце бешено бьется, ей кажется, что каждая черточка, каждое движение Жанетт впивается в ее сознание, будто острие брошенного ножа: Жанетт методично обследует шкафы, выдвигая один за другим ящики. Пепельницы в ящиках не оказалось. Жанетт внимательно оглядывает полки.

– Можно я возьму кофейное блюдце?

Она тянется на цыпочках, чтобы достать блюдце, Тереза видит ее серо-голубые тонкие носки, которые скрывались под джинсами, они идеально натянуты, ни на миллиметр не съехали.

– Итак, – говорит Жанетт, опять усаживаясь за стол. Она зажигает сигарету, глубоко затягивается. – Я хочу знать, спит ли он еще с кем-нибудь. В сущности, только поэтому я здесь. Но вообще это абсурд! – Жанетт хихикает. – Я хочу сказать, что вообще-то я не могу поверить в это, но именно твоя мама… то есть бабушка заморочила мне голову, наговорила ерунды. Я, конечно, разозлилась, но от этого не легче. Бродят всякие мысли… так что я хочу знать. Ты можешь сказать?

– Сказать что?

– Спит ли он с другими. – Жанетт нервно смеется.

– Да, – отвечает Тереза и судорожно сглатывает.

– Что – да? – спрашивает Жанетт, уже не хихикая.

– Да, – повторяет Тереза, – он спит с другой.

Ее пронизывающий взгляд встречается со взглядом Жанетт. У той каменеет лицо, рука с сигаретой зависает, не добравшись до рта.

– Спит? – переспрашивает она.

– Да, – снова говорит Тереза, и ее глаза блестят от слез. – Но все это по чистой случайности. Сам он ничего такого делать не собирался. Он лишь оказался жертвой… обстоятельств… для него это просто приключение…

Жанетт пристально смотрит на Терезу.

– Ни о какой любви нет и речи, – произносит Тереза, и внутри у нее все пылает от горя.

– Я… его… ненавижу… – говорит Жанетт с жаром.

– А он… любит… тебя, – произносит Тереза с не меньшим жаром и ненавистью. – Или он думает, что любит, потому что так ему удобнее всего, – сердито добавляет Тереза, – в сущности все – только воля случая. Это и есть вся правда, и я не понимаю, почему ты так на этом зациклилась, ведь это не имеет никакого значения!

– Не имеет значения, что он трахается с другими?! – кричит Жанетт.

– Ну да, – говорит Тереза. – А что? Он же уверен, что любит тебя. Что ты для него – самое главное в жизни! Ты можешь заставить его сделать все, что захочешь, так какое значение, черт возьми, имеет все остальное?

– Все что захочу?! Как бы не так! Он приносит мне только боль, сплошную боль! Мне приходится торчать в проклятой жуткой конуре, сидеть на своем отвратительном чертовом диване и думать, где же этот тип пропадает… Не любит он меня!

– Или, – твердо говорит Тереза, – ты не любишь его. Когда любишь, стерпишь все что угодно, а раз уже невмоготу, значит, все – разлюбила, вот из-за чего ты так убиваешься, верно?

Тереза встает из-за стола. Лицо Жанетт побледнело.

– Я не люблю его, я его ненавижу! И он не любит меня!

– И мы все еще не знаем, что значит это слово, не правда ли?

– А какое тебе до этого дело, черт возьми? – спрашивает Жанетт, уставившись на Терезу. Она тоже встает из-за стола и, опершись обеими руками о стол, изрыгает из себя: – А что ты так разошлась? Какое право ты имеешь кричать на меня? Ты ведь всю душу мне разбередила. Ты и твоя чертова бабушка, из-за вас я потеряла покой! Ох-х, как же мне больно! – Жанетт бьет кулаком по столу, словно этим хочет вызвать сдерживаемые слезы. И они полились, Жанетт начинает рыдать.

Тереза смотрит на нее холодным взглядом.

– Думаю, тебе пора, – говорит Тереза и убегает из кухни в ванную. Заперев дверь, садится на унитаз, стиснув ладонями голову. УХОДИ, молит она я больше не хочу, чтобы ты была здесь, УХОДИ, отвратительная дрянная муха, У ХОДИ!

Какое-то время в квартире совсем тихо. Жанетт на кухне стоит, замерев на месте, чувствуя, как все внутри клокочет от злобы. Тереза в ванной комнате сидит, закрыв руками уши.

Надо умыться, думает Жанетт. Она оставляет в покое кухонный стол и подходит к раковине. Открывает холодную воду, ополаскивает лицо, но снова набегают слезы, она опять и опять подставляет лицо под струю воды, потом ищет взглядом полотенце или салфетки – естественно, ничего этого нет и в помине.

Больше у Жанетт нет никаких сомнений, все ясно. Значит, у Юнаса точно кто-то есть. Сколько раз он спал с той, другой, кто она, ей совершенно неинтересно. Пустота, такая в душе пустота, думает Жанетт. Юнас, это не безумие, я просто устала от тебя.

Она вытирает лицо краем кофточки и бредет в прихожую. По-прежнему не слышно ни звука. Надо уходить, думает Жанетт. Ее трясет, она надевает вишневую куртку и наклоняется к сапожкам, однако передумав, сначала подходит к зеркалу.