— Хочешьподвезудодома? — выпалила я на одном дыхании.

Брэн так опешил, что не сразу расшифровал мой заданный на огромной скорости вопрос.

— Э… Хм. — Он посмотрел на Набики и Отто. Набики закатила глаза и отошла, а Отто продолжал внимательно смотреть на нас обоих. Вернее, на меня — в последнее время это вошло у него в привычку. — Да, наверное.

Его согласие вызвало у меня странную смесь облечения и ужаса. Первый барьер взят. Я уже знала, что скажу ему. С прошлого вечера я все продумала и повторила сотни раз. Но стоило нам с Брэном остаться наедине в лимо-ялике, как все мои домашние заготовки высыпались обратно во двор, оставив меня с пересохшим ртом и мокрыми ладонями.

Брэн попытался развлечь меня рассказом о будущем теннисном матче. Но до меня с трудом доходило одно слово из двенадцати. Мили мелькали под моим яликом, унося с собой драгоценное время наедине с Брэном. Наконец лимо-ялик остановился на парковке нашего комплекса. Время закончилось.

Утекло между пальцами!

— Я хочу встречаться с тобой, — выпалила я.

В этот момент Брэн, небрежно откинувшись на спинку кресла, рассказывал мне о линиях корта и о том, как привыкнуть к близости зрителей. Он осекся на середине предложения и, оцепенев, уставился на меня.

— Что это было? — переспросил он.

— Я… Ты… Ты мне нравишься и… — Я сглотнула.

Я не могла представить, что его ответ будет настолько ужасен. Нет, я, конечно, не ожидала, что он упадет к моим ногам с заверениями в полнейшем обожании. Но я не могла себе представить, что он бросится к двери лимо-ялика с такой поспешностью, что даже споткнется о порожек. Иными словами, он все-таки упал к моим ногам, но при этом на лице его был написан такой ужас, что у меня едва не разорвалось сердце.

— Прости, Роуз. Нет, — пролепетал Брэн, не вставая с земли.

Я снова сглотнула. Брэн осторожно поднялся и первым делом осмотрел свой ноутскрин, спеша убедиться, что тот не пострадал при падении.

Не знаю, какой извращенный бес дернул меня за язык, требуя продолжения. Но я просто не смогла заткнуться.

— Я понимаю, — сказала я. — На самом деле я не ждала, что ты согласишься. Я хочу сказать, что это… это не так важно, я просто… — Щеки у меня пылали, уши горели. Мне казалось, что я сгораю от стыда, а собственный голос доносился до меня откуда-то издалека: — Я просто подумала, что я тебе нравлюсь.

— Стой, погоди, — крикнул Брэн, и слова полились из него потоком: — Прости, что дал тебе повод неправильно истолковать мое поведение, ладно? Просто дед попросил меня позаботиться о тебе, вот и все. Ты же понимаешь, они с Гиллроем беспокоятся о благе компании, понятно? Они просили меня сделать все, чтобы ты не… ох, ну не знаю… как выразился Гиллрой, «не сбилась с пути истинного». Дед просто боится, как бы с тобой чего-нибудь не случилось, он не корыстный, как Реджи. Но честное слово, у меня и в мыслях не было завлекать тебя или что-то типа того. Прости меня. Мне жаль. Мне очень жаль.

Судя по голосу, ему не было жаль. Он просто был в ужасе.

— Значит… я тебе не нравлюсь, — прошептала я.

— Нет… в этом смысле. То есть ты вполне ничего, но у меня от тебя мороз по коже! Ты все равно как призрак или что-то вроде этого. — Он хотел еще что-то добавить, но осекся, сообразив, что и так наговорил лишнего. — Прости, — снова повторил он. — Ты в этом не виновата. Просто… я не могу. Договорились?

Какая-то безжалостная рука разорвала мне грудь и сдавила легкие. Нет, это были не легкие. Это было мое сердце. Оно разбилось.

Неужели у меня не хватит сил вытерпеть?

— Мне очень жаль, — прошептала я.

Брэн молча смотрел на меня, и ужас постепенно исчезал с его лица. Теперь я видела в его глазах раскаяние и… о, нет! Вот этого я точно не хотела видеть. Жалость.

— Мне тоже, — он прижал к груди свой ноутскрин и смущенно посмотрел на меня. — Я… увидимся завтра за обедом. Это ничего не… — он замолчал, не договорив.

— Хорошо, — еле слышно ответила я.

— Ага, — сказал Брэн. — Пока.

После его ухода я еще долго сидела в своем лимо-ялике. Глаза у меня и так постоянно болели и слезились из-за стазисного истощения, поэтому я не догадалась, что плачу, пока не увидела мокрые разводы на форменной юбке. Смахнув слезы с лица, я поплелась к лифту, всей душой надеясь, что ни Патти, ни Барри сегодня не придут домой пораньше. Мне повезло. Их не было дома. Как обычно.

Завьер встретил меня у дверей, виляя хвостом и ожидая прогулки. Я не могла заставить себя пойти гулять с ним, поэтому с трудом вышла в сад и уселась на траву.

Завьер бегал по саду и гонялся за бабочками. Я завидовала его беспечности. Слезы снова закапали у меня из глаз, когда я обвела глазами сад. За шестьдесят лет многие растения изменились, дорожки пролегли иначе, но декоративные деревья в основном остались на своих местах и, как прежде, склоняли над тропинками свои цветы и алые листья. Только теперь деревья стали вчетверо толще, и сколько бы я ни проходила под ними, я больше никогда не встречу своего Ксавьера.

Как чудесно было с Ксавьером! Наша дружба перешла в любовь так быстро, что мы не сразу заметили разницу между ними.

* * *

Мама и папа вывели меня из стазиса, и мы устроили роскошный завтрак с шампанским, чтобы отпраздновать возвращение. Когда я погружалась в стазис, стояла поздняя осень, а теперь было самое начало лета. Я пропустила почти целый учебный год и была страшно этому рада.

После завтрака мама повезла меня по магазинам, и мы прекрасно провели время. Мама полностью обновила мой гардероб, одев меня по моде этого лета. В том году в моду вошел индийский хлопок, сменивший легкий шелк, который преобладал в моем предыдущем гардеробе. Когда мы вернулись, день был в разгаре, и мама отправилась вздремнуть. Папа куда-то уехал по делам ЮниКорп, а мне совершенно не хотелось спать. Можно было пойти в бассейн или на корт, но у меня не было настроения. Из-за долгого пребывания в стазисе мышцы у меня слегка одеревенели, как всегда бывает в начальной стадии стазисного истощения. Мне не хотелось сидеть у себя в комнате, поэтому я взяла альбом и вышла в сад, чтобы порисовать.

Я его не узнала. В первый момент. Увидев высокого стройного парня, прогуливавшегося по дорожкам сада, я приняла его за нового жильца и поспешно свернула в сторону, чтобы избежать встречи. Последовала пауза, потом за спиной у меня захрустел гравий, и парень бросился за мной вдогонку.

— Роуз!

Я застыла. Этот голос я узнала бы где угодно. В тринадцать лет Ксавьер утратил свой милый тенорок, и с тех пор его голос стал похож на мягкое кожаное кресло, теплое и коричневое. Я обернулась и подняла брови.

— Ксавьер? Неужели это ты?

Он изменился. Очень сильно. За прошедшие месяцы его пепельно-русые волосы потемнели до оттенка бронзы, и он вытянулся, как сорняк. Теперь он был выше меня. Конечно, десять сантиметров это не очень много, но я всегда была выше его. И всегда была старше. Но этот Ксавьер больше не был ребенком. Нежный пух, который он только-только начал отращивать, перед тем, как я погрузилась в стазис, превратился в ухоженную бородку. Когда я окликнула его по имени, он ответил мне улыбкой, которая уже не казалась абсолютно невинной. И глаза его теперь смотрели на меня с незнакомым прежде удовольствием.