– Святой, – проворчал Михали. – Я вместе с Кресимиром установил порядок в мире хаоса, а эти люди понизили меня до ранга святого. Что поделаешь, невозможно угодить всем и каждому.

– Во имя Кресимира, вы это серьезно? – Тамасу удалось наконец справиться с приступом хохота.

– Разумеется. – Михали приложил руку к сердцу. – Клянусь тыквенным супом моей матушки.

Тамас поднялся с кресла. Это какой-то розыгрыш? Проделки Сабона? Или, может быть, Олема? Новый телохранитель слишком много себе позволяет.

– Олем! – позвал фельдмаршал.

Ответа не последовало. Тамас выругался вполголоса. Он велел Олему отправить посыльных, а не бегать по городу самому.

– Олем!

Он заглянул в прихожую. Там было пусто.

Тамас обернулся и столкнулся лицом к лицу с Михали. Толстяк тоже выглядывал за дверь.

– Благодарю вас, мне в самом деле не стоит встречаться с посторонними, – заявил он. – Не хочу лишней суеты. Встреча с богом должна быть торжественным событием, как мне кажется.

– Так вы актер? – догадался Тамас и ткнул Михали в живот, проверяя, чем набита его сорочка. Там оказался обычный жир. – Превосходное представление, но я сейчас не расположен смотреть его.

– Вам сильно досталось, – заключил толстяк, показав на висок Тамаса. – Я понимаю, как трудно это принять. Возможно, вам следует ненадолго присесть. Моя память в этом теле ограниченна, но я приложу все усилия. – Он откашлялся. – Надеюсь, умирающие Избранные предупредили вас, как и должны были?

Тамас застыл, не донеся руку до раны, потом схватил Михали за отвороты его сюртука:

– О чем меня должны были предупредить?

Лицо Михали приняло озадаченное выражение. Он растерянно пожал плечами.

– Как я уже объяснил, моя память сейчас в не лучшем состоянии, – начал он и внезапно приободрился. – Но со временем она исправится, как мне кажется.

– Сейчас не время для шуток, – не отступал Тамас. – Кто вы такой, во имя бездны?

В то же мгновение он отлетел к дверному косяку, больно ударившись плечом, а затем рухнул на пол. Сначала он подумал, что это Михали бросил его с такой силой, но тут же сообразил, что повторился подземный толчок. Сердце едва не выскочило из груди. Фельдмаршал ухватился за косяк, со страхом наблюдая, как снова посыпалась сверху штукатурка, и надеясь лишь, что дом выстоит и на этот раз. Через несколько секунд все успокоилось.

Тамас поднялся на ноги, отряхиваясь и осматривая комнату. Толстяк исчез. Фельдмаршал заскрежетал зубами и выглянул в прихожую. Там, прислонившись к стене, стоял Олем.

– Кровавая бездна, где тебя носит?

– Отправлял посыльных. У вас все хорошо, сэр?

Тамас с подозрением рассматривал его. Телохранитель даже ни разу не усмехнулся. Никто не смог бы притворяться так искусно.

– Превосходно. Ты не видел, отсюда никто не выходил?

Олем оглядел прихожую, затем наклонился и поднял с кучи обломков еще горящую сигарету.

– Нет, сэр.

Тамас вернулся в комнату. Он не сомневался, что в доме есть черный ход, но как можно было добраться туда, когда пол ходил ходуном под ногами?

Кажется, он все-таки серьезно повредил голову.

Адамат заскочил домой, чтобы взять пистолеты. Прошло пять дней с тех пор, как он нанял Соу-Смиза, но оцепление вокруг центра города не оставило им возможности попасть в Общественные Архивы. После землетрясения ситуация изменилась. Город был охвачен хаосом. Множество зданий обрушилось, улицы оказались запружены оставшимися без крова. Адамат воспользовался случаем, чтобы разведать расположение роялистов и поискать способ попасть в Архивы, но не добился успеха.

Ходили слухи, будто бы Тамас намерен ввести в город войска и взять баррикады штурмом. Пока все его солдаты, включая наемников, больше помогали пострадавшим, чем штурмовали позиции роялистов. Как только начнется настоящая битва, в Кестентере станет очень опасно. Еще поговаривали, что пороховые маги Тамаса до сих пор гоняются за сбежавшей Избранной по улицам Адопеста. Прогулки по городу превратились в занятие не для слабонервных.

Каждые три дня к Адамату приходил посыльный от Тамаса. И каждый раз сыщик сообщал, что дело не сдвинулось с мертвой точки. Это ужасно раздражало: фельдмаршал стоял у него над душой, но обрадовать заказчика пока было нечем.

Адамат остановился возле парадной двери, чтобы взять почту. По крайней мере, Тамас добился, чтобы она работала исправно. За одно это им можно было восхищаться. Адамат подождал, пока Соу-Смиз не зайдет в дом вслед за ним, а затем прикрыл дверь ногой. Кулачный боец легонько коснулся его плеча.

Дверь черного хода сразу за кухней была чуть приоткрыта. Адамат положил почту на столик у входа и взял со стойки свою трость. Соу-Смиз прошел по коридору в гостиную; Адамат, с высоко поднятой тростью, свернул за угол следом за ним и медленно опустил оружие.

– Вы избавили меня от долгого путешествия, – сказал он.

Возле камина в любимом кресле Адамата сидел Палагий, сложив руки на коленях. Его сопровождали те же двое головорезов, что и в прошлый раз. Взломщик улегся на диван прямо в ботинках, а тот, что был выше ростом, рассматривал фамильные портреты над каминной полкой. Четвертый гость сидел за столом Адамата, тоже со сложенными на коленях руками.

Палагий изумленно вытаращил глаза, увидев Соу-Смиза.

– Вы хотели меня видеть? – спросил ростовщик.

– Да, хотел.

– Не представляю, с какой целью. У вас не может быть на руках той суммы, которую вы мне задолжали.

Палагий снова с тревогой оглянулся на Соу-Смиза.

– Нет, но часть денег я уже собрал. – Адамат глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. – Вы обещали не тревожить меня, пока не истечет срок выплаты.

– И я не тревожил.

Адамат окинул взглядом комнату:

– Я все исправлю за оставшийся месяц.

– Вы дали мне неправильный адрес своей семьи, – упрекнул его Палагий.

– Это адрес моих кузенов.

– Профессиональные кулачные бойцы.

– Они пошли по стопам отца, все семеро. Очень хорошие бойцы.

– Хорошо, пусть так. Но я не уверен, что ваша семья гостит у них.

– В самом деле?

– Когда мои ребята попытались навести справки, их выгнали из города, – возмутился Палагий. – При этом измазали смолой и вываляли в перьях.

– Не понимаю, как это могло случиться.

Адамата развеселило это известие, но он сохранил скучающее выражение лица.

Зато Палагий едва сдерживал себя:

– Я готов забыть об этой истории.