В Измире были сотни погибших и раненых, несколько дней продолжались грабежи в турецких кварталах города. Среди разбитых витрин и сожженных лавок лежали обнаженные трупы, валялись разорванные фески. На набережную еще долго прибивало принесенные морем тела. Согласно газетам и свидетельствам перепуганных иностранцев, первый выстрел был произведен турецкими солдатами, которым было запрещено выходить из казарм. Другие обвиняли итальянцев, которые претендовали на эти территории и были заинтересованы в ухудшении ситуации. Третьи упоминали о провокации греков. Но никто не отрицал массовые жертвы среди мирного населения.

Стамбул воспринял это нападение как удар в спину, как позор, который можно смыть только кровью. Массовые убийства на Востоке — ядовитый плод болезненной и жестокой истории, результата слепой страсти, немого презрения и страха людей. На протяжении последних четырех лет европейцы убивали друг друга с варварской жестокостью, после чего потеряли всякое право устанавливать нравственную цензуру. «Неужели потоки крови никогда не иссякнут?» — задавалась вопросом молодая женщина, пока вокруг нее сжималась толпа.

На призыв студенческих организаций люди вышли на улицы. Они требовали, чтобы падишах принял их представителей. Люди требовали от власти вмешаться, вступиться за свой народ. Поговаривали, что падишах не пожелал никого принять, ссылаясь на плохое самочувствие, но в это никто не верил. Между властью и народом ширилась пропасть. И вдруг, к большому удивлению иностранной прессы, слово взяли женщины.

Писатель и преподаватель университета, Халиде Эдип, заговорила первой. Перед взволнованной пятидесятитысячной толпой на площади она заявила с балкона мэрии: «Когда темная ночь кажется вечной, свет зари кажется все ближе…» А на азиатском побережье, в древнейших районах Стамбула Уксюдаре и Кадыкёе, и других городах Турции отважные женщины обращались с речью к более скромным аудиториям… и все говорили об одном: прошло время рыданий, пора действовать. И поэтому Лейла пришла послушать талантливого оратора.

Плотная толпа помешала ей двигаться дальше. Море фесок, белых тюрбанов и чаршафов колыхалась перед глазами. Манифестанты заполонили крыши, взобрались на фонари и деревья. Многие были измождены. Чтобы прокормить детей, стамбульцы были вынуждены довольствоваться кукурузой, низкосортным хлебом и разбавленным водой оливковым маслом. Но сейчас все присутствующие жаждали одного — они хотели верить! Резкий и неожиданный призыв муэдзина к молитве заставил толпу вздрогнуть.

Не слишком надеясь заметить Орхана в огромной толпе, Лейла пробежалась взглядом по собравшимся, зная, что брат где-то неподалеку. Официальная газета сообщила о назначении генерала Мустафы Кемаля инспектором 9-й армии. Задачей Кемаля было разоружение турецкой армии, прекращение противостояния между греческим населением и турецкими партизанами.

Генерал высадился в порте города Самсун. Доверив Кемалю восстановление мира, правительство предоставило широкие полномочия этому довольно проницательному, талантливому и здравомыслящему военному. Но Рахми-бей, Орхан и Ханс Кестнер знали, что орел улетел в Анатолию с единственной целью: создать с нуля новое, независимое и свободное турецкое государство, и ничто и никто не отговорит его от этой святой миссии.

Внимание манифестантов привлек какой-то шум. Над городом пролетали самолеты стран союзников. В памяти стамбульцев всплыли самые страшные моменты минувшей войны. Бомбардировки, эхо артиллерийских выстрелов за холмами… Тревогу людей можно было буквально почувствовать. Самолеты снизились и на бреющем полете пронеслись над толпой. Лейла прижала к себе Ахмета. «Они же не станут стрелять? Они не посмеют». Толпа оставалась спокойной, к тому же среди манифестантов было слишком много европейцев, которых можно было легко узнать по головным уборам. Эта авиапоказуха была очередной оскорбительной провокацией. Впрочем, большинство стамбульских мужчин и женщин лишь вжали голову в плечи. Лейла покусывала губы.

— Мама, посмотри! — выпалил Ахмет, указывая на появившуюся на возвышении женщину в черном платке, с открытым лицом.

Лейла была очень горда, наблюдая, как толпа с уважением слушает хрупкую женщину. Халиде-ханым говорила об уверенности, о патриотическом значении «отважных сердец и непобедимых идеалов». Звучным голосом она возвещала туркам о чести, напоминая о столетиях славы, которые нельзя стереть несколькими годами поражений и мрака. Борьба христиан против полумесяца продолжалась благодаря поддержке ненавистных интриганов, которые договаривались о мире в Париже, но думали лишь о разграблении побежденных. Не стоит гнуть перед ними спину. Никогда! Халиде заговорила громче, чтобы перекричать шум самолетов, и развела руки, словно обнимая толпу.

— Взываю к душам наших славных предков, которые некогда топтали камни этой площади, — с воодушевлением произнесла она. — И заявляю, во имя присутствующей здесь новой турецкой нации, что в обезоруженной сегодня стране есть ваши неукротимые сердца. Доверимся Аллаху и отстоим наши права…

В толпе раздались рыдания. Манифестанты постигали таинственное, но вдохновляющее значение слова «нация». В это неспокойное время, когда страну рвут на части, выгрызая территории, и когда, опасаясь за свою жизнь, мусульманские семьи превращаются в изгоев, могут ли турки поверить в возможное воссоединение? Где найти мир? В глубине души все понимали, что падишах и его предшественники не справились со своей задачей. По правде говоря, османские султаны потеряли популярность, как только перестали командовать своей армией. Народ ждал воинственного руководителя, выходца, например, из пастухов.

Лейла наблюдала за своим мальчиком. Решалось его будущее. Приподнявшись на цыпочки, он слушал выступающую женщину, казалось, каждой клеткой тела. Халиде Эдип права. Нельзя жить, опустив голову, страдая от унижений и угрызений совести. Это не та жизнь, которой Лейла желала своим детям. Страх всегда был плохим советчиком. Он союзник слабых, неверующих. Вдохновленная решительностью писательницы, молодая женщина ощутила в душе волну ликования. Как можно сомневаться в способностях народа бороться за свое будущее? И как она могла сомневаться в себе? Она подхватила Ахмета на руки, чтобы ему было лучше видно, но он был тяжелым. Она пошатнулась, но стоящий рядом мужчина молча подхватил ребенка и посадил себе на плечи. Лейла с изумлением узнала капитана Гарделя.

— Что вы здесь делаете? — недоверчиво спросила она. — Вы следили за нами?

— Я сопровождаю генерала Фулона, — ответил Гардель, указывая на мужчину в униформе, стоящего в нескольких метрах от них и украдкой вытирающего слезы.

Лейла больше не возвращалась к этому вопросу. Как французские военные оказались в скорбящей толпе, тогда как сам Клемансо разрешил греческое вторжение?

— Похоже, что вы оба странным образом взволнованы, — едко заметила она. — Но я сомневаюсь в вашей искренности. Вы и ваши товарищи желаете нашей гибели. Лорд Керзон настаивает на том, чтобы турки покинули Стамбул. В его глазах мы — «корень Зла».

— Франция не всегда разделяет мнение британцев. И крайне редко — мнение касательно Востока.