искажения в процессе исследования международных систем того типа, который выделен М. Капланом, обусловлены также тем, что из-за отрыва внешнеполитических процессов от импульсов извне акторам произвольно приписываются априорные цели. При этом не учитывается ни тип общественных отношений в данном обществе, ни расстановка классовых сил, ни институциональный механизм, ни реально существующие внешнеполитические ценности, ни каналы воздействия на органы, принимающие внешнеполитические решения, ни характерные особенности личности или аппарата, которые принимают такие решения.

Предполагается, например, что каждый актор, действующий в рамках международной системы, постоянно вне зависимости от ситуации стремится к максимизации власти. Очевидно, однако, что такой подход с самого начала ставит на одну доску агрессивные и миролюбивые государства. Это совершенно неверно, особенно в условиях, когда существуют государства с различным социально-экономическим строем, накладывающим решающий отпечаток на формирование внешнеполитических целей. Но даже если рассматривать ситуацию применительно лишь к западному миру, приписывание всем акторам извечного стремления к максимизации власти неправомерно. Определение внешнеполитических целей обусловлено набором факторов и может меняться во времени. Анализируя исторический опыт, нетрудно выявить ситуации, при которых внешнеполитической целью достаточно большого и сильного государства становилось, например, стремление к сохранению уровня власти. Внешнеполитической целью при определенных обстоятельствах может стать сохранение или достижение мира даже за счет сокращения объема власти.

В предвоенный период в международной системе баланса сил, по Каплану, включавшей нацистскую Германию, фашистскую Италию, Соединенные Штаты, Англию и Францию, два актора (Германия и Италия) стремились максимизировать власть в форме прямой территориальной экспансии, а три других — сохранить уровень власти за счет государств и народов, не входивших в упомянутую систему. Подобное соотношение целей нашло, как известно, свое выражение в так называемой политике умиротворения.

За 70 лет до этого, в период героической Парижской Коммуны, контрреволюционное Версальское правительство охотно пошло на «минимизацию внешнеполитической власти», чтобы получить мир, необходимый для расправы с революционным движением внутри страны.

Очевидно, что приписывание акторам однозначных, жестко фиксированных априорных целей не может быть положено в основу действительно научного исследования.

Пытаясь преодолеть эту очевидную трудность, другой амери-канский ученый, проф. Генри Моргентау, попытался разработать понятие национального интереса. Очевидно, что национальный интерес — это реальный фактор, определяющий внешнеполитическое целеполагание. Тем не менее попытки Моргентау определить этот фактор, даже по оценке его коллег, оказались малоплодотворными. Национальный интерес — крайне сложное, синтетическое понятие, поддающееся расшифровке только при всестороннем учете материальных и социальных условий существования государства. Его нельзя определить однозначно, вне зависимости от экономической ситуации внутри страны и за ее пределами, расстановки классовых сил и т. д. Поэтому национальный интерес редко бывает стабильным во времени. Кроме того, попытка выявить цели актора через призму национального интереса исходит из предположения о рациональном поведении социальных групп и личностей, реализующих этот интерес через внешнеполитические решения. В действительности же рациональное поведение таких групп и личностей возможно лишь в тех случаях, когда социальные интересы, которые они отражают, совпадают с объективными потребностями господствующего класса и его государства или более широкой общности. В противном случае в борьбе рационального и иррационального начал чаще всего побеждает последнее.

Методологические пороки исследования частных международных систем, выявленные на примере работ Каплана, в большей или меньшей степени свойственны и другим исследователям, применяющим системный анализ в целях изучения международных отношений, — К. Дойчу, К. Боулдингу, А. Раппопорту и др.

Эти пороки еще раз подтверждают принципиальную важность соблюдения основных марксистских принципов исследования. Действительно, научный анализ частных международных систем, очевидно, должен отвечать ряду предварительных условий. Во-первых, опираться на закономерности, выявленные в ходе анализа базовой системы совокупных международных отношений. Во-вторых, выделение частных международных систем должно исходить из объективных критериев, и прежде всего реально существующих внешнеполитических групп. Формализация ситуации, необходимая для ее перевода на математический язык, не должна вызывать помехи, которые искажали бы само ее содержание. Правила поведения предполагаемых акторов системы должны сохранять свое реальное социальное содержание.

СИСТЕМА И СРЕДА[134]

Выделение международных отношений как целостного комплекса взаимосвязанных элементов позволяет всесторонне и содержательно рассмотреть всю совокупность отношений между этой системой и окружающей средой.

Поскольку речь идет о системе отношений, то в роли среды выступают тоже отношения, но складывающиеся в сфере не межгосударственной, а национальной. Иными словами, проблема взаимодействия системы и среды в данном случае — это прежде всего проблема влияния реалъной ситуации в отдельных странах и группах стран на международные отношения и соответственно международных отношений на положение в каждой стране. При этом реальная ситуация должна пониматься расширительно — как результат взаимодействия экономических, социальных и политических процессов.

Курс на экономическую и политическую интеграцию, осуществляемый в ряде районов западного мира, обусловлен не только объективными потребностями развития производительных сил, но и стремлением реальных владельцев средств производства поставить эти потребности на службу своим эгоистическим интересам.

Другой комплекс импульсов от среды к системе международных отношений, который издавна анализируется социологией, связан с активностью народных масс. Для апологетов классового, элитарного общества всегда было характерно отрицание огромного воздействия масс на общественные процессы. Третирование массы как инертного, пассивного фактора и даже тормоза развития издавна служило идейному оправданию отстранения трудящихся от политической и общественной жизни и концентрации власти в руках немногочисленной олигархии, будь то тиранические режимы в древнегреческих полисах, феодальная верхушка средневековых государств или господство денежных мешков, финансовых и промышленных магнатов в эпоху монополистического и государственно-монополистического капитализма.

Неспособность масс к общественному творчеству особенно подчеркивалась в тех случаях, когда речь заходила о международных отношениях. Это было связано с тем, что оценка роли масс во внешнеполитической сфере отражала не только субъективное отношение к ним западных идеологов, но и реальную обстановку, существующую в эксплуататорском обществе. Исторически сложилось так, что с момента возникновения классов и государства его внешнеполитические функции оказались узурпированными небольшой кастой «избранных». Влияние народных масс на внешнеполитические решения и действия оказалось еще более косвенным, опосредованным, чем влияние на другие сферы деятельности государства. И так продолжалось на протяжении многих столетий.

Научно-техническая революция оказывает большое влияние на проблему участия народных масс в мировых событиях. С одной стороны, она существенно повышает заинтересованность народных масс в решении международных проблем, от которых зависит их будущее. С другой стороны, в связи с созданием орудий массового уничтожения и концентрацией власти в руках военно-политической элиты возникает необходимость в новых формах воздействия на научную сферу, имеющих целью решение коренных проблем — прекращение гонки вооружений, ослабление влияния на политику военно-промышленных комплексов, борьба с наиболее агрессивными социальными группами в среде правящих элит.

Научно-технический прогресс сделал наш мир как бы меньше, теснее. Расширились географические рамки международных интересов народных масс