краски полетели в сторону. На лице его наконец-то появились цвета — красные пятна гнева.

— Немедленно встаньте с моего стола… — прошипел он, сжимая и разжимая кулаки.

— А то что? — тихо сказал я, не отводя взгляда. Со стола не встал.

Повисла тишина, наполненная шипением ламп дневного света под потолком и скрипом снега под колесами погрузчика за окном. Кажется, все даже дышать перестали. Ах, как мне хотелось сейчас посмотреть на выражения лиц своих коллег! Но отвести взгляд было нельзя. Я смотрел на «серого» иронично и слегка улыбаясь, а он на меня зло. Ноздри его раздувались.

В этой оглушительной тишине звук открывающейся двери прозвучал как пушечный выстрел.

— Товарищи, я хотела вам сказать… — раздался от входа женский голос. — А что здесь происходит? Почему в редакции посторонние?

— Это не посторонний, Антонина Иосифовна, — первой сказала бойкая Даша, еще до того, как я повернулся. — Это Иван, из МГУ. Новый журналист.

— А… — задумчиво протянула женщина. Главный редактор? У дамы были длинные волосы, длинное струящееся платье, темное, с крупными синими цветами, и длинное лицо. Красивой я бы ее не назвал, нос был крупноват, глаза слишком близко посажены, и она слишком худая, даже костлявая. Как будто острые углы повсюду. Но эффектной, вне всякого сомнения. Движения ее были медленными, взгляд долгим и тоже медленным. Она растягивала слова и делала паузы. Заторможенно так говорила и двигалась, в общем. Как будто была под какими-то препаратами, но скорее всего нет. Знавал я в своей жизни людей, которые всегда такие. — Вас же еще не оформили, верно? Зашли познакомиться?

— Все верно, Антонина Иосифовна, — я кивнул. — Медосмотр проходил…

— Я вижу, — протянула она и длинным кивком указала на мою руку, в которой были зажаты бумаги. — Иван… Как вас по отчеству?

— Алексеевич, — ответил я.

— Иван Алексеевич, я очень рада, что вы наконец-то прибыли, — сказала она, и ее прозрачный взгляд повернулся в сторону «серого». — Федор Олегович, вам чаще всего приходится отлучаться из редакции. Вы же не будете против разделить стол с Иваном Алексеевичем?

— Да это черт знает что! — он выбрался из-за стола, зацепив ботинком стул. Он с грохотом рухнул на пол. Поднимать его «серый» не стал, просто стремительным шагом рванул к выходу. Чуть-чуть не толкнув эфирную главную редакторшу плечом.

— Я что-то пропустила, да? — протянула она, и ее бледные губы сложились буквой «О».

Интересное дело. В первую секунду я подумал, что главная редакторша здесь фигура чисто номинальная. Ну, бывает так, что кто-то из начальства садит на этот пост свою любовницу. Всю работу делает команда, а ее задача — просто украшать своим изящным задом кресло и получать зарплату по ведомости. Медленная речь и заторможенный внешний вид как-то подталкивали именно к такому выводу. Но несколько минут спустя, я понял, что ошибся. Не в том, что она чья-то любовница, конечно, этого я пока не знал, но к делу ее личная жизнь не имела никакого отношения.

Угловатая фея моментально переключила внимание сотрудников на себя, подметила все нужные детали, очень элегантно и технично раздала задачи. Причем выглядело это так, будто все сами вызвались сверхурочно поработать, а она только покивала, признавая их право. В ней не было ни грамма королевской величественности, она была такая… подчеркнуто слабая. Ее хотелось накормить и окружить заботой.

Я покрутился в редакции еще примерно час. Послушал рабочие разговоры, пробежал глазами записочки, приколотые к доске, обтянутой синей тканью. Пока не вникая в содержание, успею еще. Выполнил одно важное поручение — сходил до раковины в ближайшем туалете и наполнил электрический чайник. Пузатенький, алюминиевый, с оплавленной с одного края черной ручкой. Не сразу его заметил, потому что «чайное место» было оборудовано на подоконнике и закрыто темно-синей шторой. Эта же штора наполовину закрывала портрет Брежнева, который висел в простенке между двумя окнами. Леонид Ильич как будто выглядывал из-за синей ткани. Напоминал, что бдит в любом случае, чтобы не забывались, если что.

— Иван Алексеевич, а вы рано встаете? — спросила Антонина Иосифовна.

— По будильнику, а что? — ответил я.

— Видите ли, рабочий день нашей редакции начинается с девяти, но кто-то должен послушать селекторное совещание, а значит, явиться к восьми. Обычно там ничего для нас важного не говорят, но мы же редакция газеты, нам нужно быть в курсе…

Она провела рукой по серой коробке с множеством кнопок и телефонной трубкой сбоку. Стояла эта штука на нижней полке шкафа за ее рабочим столом. С боковой решетки аппарата свисала чуть тронутая ржавчиной жестяная бирка с выдавленнами цифрами 20345 и буквами НШЗ.

— С удовольствием, — широко улыбнулся я. — Только…

«Только мне надо доофомить документы и получить пропуск», — мысленно закончил я.

— Вот и прекрасно, — Антонина Иосифовна наградила меня улыбкой своих бледных губ. — Значит, Эдик, вы можете завтра поспать подольше.

— Ох, уже половина пятого! — я посмотрел на висящие на стене часы. — Мне надо успеть сегодня в отдел кадров.

— Приятно было познакомиться, Иван Алексеевич, — улыбка редакторши стала чуть шире.

«А ловко она меня выпроводила!» — думал я грохоча ботинками по лестнице. Теперь мне кровь из носа надо успеть оформить пропуск сегодня.

Из отдела кадров я вышел в половине шестого. Пришлось применить прямо-таки чудеса дипломатии и рассыпать тонну лести, клятвенно пообещать принести все недостающие документы и использовать запрещенный прием — глаза котика из «Шрека». Но теперь у меня в кармане пальто лежало серенькая книжечка пропуска, для которой пришлось пожертвовать одной из моих фотографий, благо я не испытывал по их поводу никаких ностальгических чувств. Благо, требования к фотографиям на пропуске здесь не были драконовскими, никакое фотоателье в восьмидесятом году не напечатало бы мне фотографии за пятнадцать минут.

Я доехал до своей остановки в почти пустом грохочущем троллейбусе и сначала направился, было, в сторону общаги. Но потом остановился. Стараниями Егора я больше не был нищим. А значит можно было пройтись по магазинам и разжиться каким-никаким ужином.

Первый магазин, который попался мне на глаза, назывался «Гастроном номер шесть», и вход его выходил прямо на проспект Ленина. Недолго думая, я зашел туда и огляделся. Это был явно дедушка современных супермаркетов — магазин самообслуживания. Брать тележку я н стал, решив для начала изучить ассортимент. Разница с современными магазинами была, конечно, разительной. Никаких пестрых упаковок и коробок. Да и разнообразие, прямо скажем, не блистало. С правой стороны зала стояли прилавки, заполненные рядами одинаковых консервов в жестяных и стеклянных банках, центральный ряд состоял из холодильников-сундуков без крышек и металлических решетчатых корзин. А вдоль левого ряда были закрытые