— Ну, тогда за Нину можно быть спокойным. Он еще сам научит ее редким русским словам, — успокоился Валера за судьбу незнакомой ему девушки.

— А Ван стал Нину еще и китайскому учить.

— Да ну! — изумился Валера. — А зачем ей китайский язык в городе? В ее Иваново?

— У него планы грандиозные. Во-первых, Иваново ему нужно только для прописки и гражданства. Он там жить не собирается. В Питере хочет остаться. А во-вторых, он считает, что у его детей оба родителя должны говорить на одном языке. Он же детей планирует нарожать. А потом с ними в Китай летать, родственникам показывать — что получилось. Так что он учит иероглифам Нину, а она нас, для прикола. Мы уже даже знаем по нескольку фраз! Например, «здравствуйте, как дела», «сколько стоит», «сколько вам лет», «бандит», — стала перечислять с гордостью Саша, загибая по очереди пальцы.

— А «бандит» зачем? — почему-то это слово смутило Валеру.

— На всякий случай. Мало ли, пригодится. Мы еще все умеем до десяти считать, сказать спасибо, до свидания, хорошо, плохо…

— Хватит, хватит, — замахал руками Валера. — А то я ни одного китайского слова не знаю, буду себя чувствовать на вашем фоне умственно отсталым.

— А я вас тоже научу. Ну, какое вам слово ближе всего? Наверное, «бандит». По-китайски это звучит «фэйпан». Повторите!

Валера повторил раз десять и запомнил, гордясь тем, что скоро в познании китайского языка догонит Сашу.

— А читать газету, наверное, совсем офигеешь. Там же этих иероглифов море.

— Да, с газетой посложнее, — вздохнула Саша. — У них же иероглифов действительно тьма — восемьдесят тысяч!

— Ничего себе! И все это могут запомнить?

— Все не могут. Это за три с половиной тысячи лет столько накопила китайская письменность. Но Ван сказал: чтобы читать современную газету или художественные тексты, достаточно знать пять-шесть тысяч иероглифических знаков. Нина выучила уже три иероглифа. Так что ей осталось как минимум 4997.

— Слова поучу, а знаки точно не буду! — твердо отказался расширять свой кругозор Валера. — Я лучше в консерваторию буду ходить. С вами. — Саша ласково посмотрела на него и рассмеялась. Валера нравился ей все больше.

За веселыми разговорами они зашли в кафе и уселись за столиком. Наверное, не один Валера был любителем пончиков. Они уже закончились, о чем Валера недолго погоревал и тут же утешился, заказав пирожные «Штефания» и «Наполеон». Когда им принесли капуччино, Саша призналась, что пьет его впервые в жизни. Они не спеша откусывали пирожные, наслаждались их вкусом и говорили обо всем на свете. Валере казалось, что он знает Сашу всю жизнь и так расслабился, что неожиданный звонок мобильного телефона застал его врасплох.

— Валера, ты где? — будничный голос Юры Яковлева разрушил ощущение праздника.

— На боевом задании! — четко ответил Валера и подмигнул Саше.

— А что делаешь?

— Выполняю задание. — Саша при этих словах тихонько засмеялась.

— А кто там смеется? — Юру было не провести.

Но и Валера не растерялся. Он понизил голос и тихо проговорил:

— Cейчас говорить не могу, обстановка не позволяет. Не хочу светиться.

— А-а-а, — понимающе одобрил Яковлев осторожность молодого следователя на оперативном задании. — Освободишься, позвони… Она хоть красивая?

Валера от изумления даже поперхнулся. И только и нашел, что ответить:

— Неописуемо!

— Вам уже пора идти? — Валера с радостью отметил, что в голосе Саши прозвучало нескрываемое сожаление. — А ведь вы меня хотели о чем-то спросить. Наверное, вопрос касается следствия?

Валера понял, что ей не хочется даже произносить имя Инги, потому что тут же придется говорить о том, что ее подруги уже нет.

— А я уже обо всем спросил, когда был у вас в прошлый раз. — Валера совсем осмелел, с Сашей было так приятно разговаривать, что ощущение того, что он ее знает давно, усилилось, с ней было так легко и просто. Поэтому он даже не стал скрывать свои чувства. Ему казалось, что она поймет его, и лучше пусть знает сразу.

— Я просто хотел вас увидеть, Саша. Вы знаете, это удивительно — мы с вами ведь тогда почти не говорили, а я о вас думал всю эту неделю. Как хорошо, что я решился вам позвонить. Мне с вами так здорово.

Саша с улыбкой слушала, и глядя в ее глаза, он понял, что ей очень нравится то, что он говорит. Окрыленный ее ласковым взглядом, Валера спросил:

— Мы ведь с вами еще увидимся?

— Да, но раз я уже из разряда свидетелей перехожу в разряд девушки, которой назначают свидание, может быть, мы перейдем на «ты»?

— C радостью! — Валера прочувствованно пожал ее тонкие музыкальные пальцы. — Кстати, на каком ты факультете занимаешься?

— На оркестровом. Я играю на флейте.

— Надо же! — удивился Валера. — А я думал, на флейте играют только мужчины.

— Ты просто не бывал на концертах симфонической музыки, иначе бы заметил. Если хочешь, заполним пробелы твоего музыкального образования в ближайшее время.

Саша сказала эти слова таким милым тоном, что Валера не постеснялся показаться в ее глазах невежественным. Нужно было бежать на работу, но всю дорогу он чувствовал в душе ликование.

Лина Сергеевна шла по улице, с огорчением вспоминая прошедший вечер. Она ждала совершенно другого — веселого застолья в теплом семейном кругу, поздравлений и подарков… Все-таки в Международный женский день, как бы над ним ни подшучивали, каждая женщина хочет почувствовать себя любимой. Даже если нет у нее друга сердечного, но имеется взрослая дочь, а у той вполне взрослый муж. Где-то он все-таки воспитывался, должен знать, что не дарят теще на Восьмое марта утюг. И ни единого цветочка, не говоря уж о букете. Сунул коробку с китайским утюгом, буркнул: «С Восьмым марта вас, Лина Сергеевна», — подхватил под руку Светку, которая матери вообще ничего не подарила, и они умчались в гости. Причем их сборы проходили в таком бешеном темпе, что Лина Сергеевна и опомниться не успела, как их и след простыл. А она осталась сторожить их сопливую команду. Не то чтобы Лина Сергеевна не любила своих внуков, хотя она не так уж часто их и видела, работая с утра до вечера страховым агентом, чтобы как-то поддержать молодую и бестолковую семью. Светка совершенно не умела вести хозяйство, за детьми толком присмотреть не могла, и они постоянно были простужены. Иногда она принималась их закалять — распахивала настежь форточку, а они тут же на сквозняке ползают по полу, из носов течет, колготки сползают, сзади волочатся длинными ластами, на коленях дыры. Вечно замурзанные, одна радость — никогда не ревут. Даже если ударятся больно, запыхтят, прижмут ладошку к больному месту, и никогда не прольют ни слезинки. Мужики растут. Зятя Лина Сергеевна не любила. Раньше Светка другой была — своенравной, уверенной в себе. С первого класса мальчишки за ней толпами бегали, дрались между собой — кому ее портфель нести. Постарше стала — проходу не давали, а она носом вертела: все не то, все не по ней. Довыбиралась. Встретила на свою голову на дискотеке моряка-подводника, а он по полгода в плавании. Приедет домой, нового ребенка сварганит и опять под воду. А Светке расхлебывать. И внешне он не нравился теще — бугай здоровый, молодой еще, а на голове три волосины остались. Светка говорит — от радиации. Лина Сергеевна с жалостью смотрела на свою кровиночку, которая из писаной красавицы быстро превратилась в дородную тетку с вечно лохматыми волосами, которые она наспех стягивала в хвостик. Ни подкраситься, ни в парикмахерскую сходить — засосал ее быт, дети всю кровь из нее пьют. Еще и объедают ее. Что ни принесет Лина Сергеевна своей любимой доченьке вкусного, на всех ведь не напасешься, дети налетают, как саранча, в момент все изничтожают. Лина Сергеевна однажды не выдержала, видя, как ее доченька обделенная слюнки глотает, глядя на своих живоглотов, и возмутилась: