Сергей исподлобья наблюдал за ним со стороны, едва сдерживая улыбку в усах.

Шевцов почувствовал взгляд в спину и обернулся. Он не сразу узнал Сергея в странноватом и каком-то лютом человеке, что с улыбкой смотрел на него.

Генерал нахмурился, сведя к переносице брови, но вдруг улыбнулся в ответ и пошел навстречу человеку, на ходу снимая наушники.

— Ну! Здравствуй, Сережа!

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — Сергей выпрямился.

— Вольно! Не на параде… — расчувствовался Шевцов.

Они обнялись, похлопав друг друга по спинам.

— Хорошо, когда вольно! — Сергей засмеялся каким-то детским счастливым смехом. Еще с детдомовских времен он терялся, когда его обнимали.

— Давай-ка по отчеству… — добавил Шевцов. — Привыкай к мирной жизни… моджахед.

— Муджахед Сергей Валерианович.

— Вот и я о том же… Как там за речкой?

— Жарко.

— «На холоде» всегда жарко. Зато теперь отдохни. Съезди куда-нибудь. Две недели у тебя есть. И еще… — добавил генерал, отведя Сергея в сторону, но грохота выстрелов это не уменьшило. — Так вот, Сережа… Сразу хочу тебя предупредить… Ты же понимаешь, что умер ты один, а все остальные остались жить своей жизнью?

— Вы о Лене?

Череда выстрелов заполнила нарождающуюся паузу.

— Да. — Шевцов взял Сергея за плечо, отводя еще чуть дальше. — У нее теперь новая семья.

Снова почти одновременно грохнуло несколько выстрелов.

— Понятно. — Сергей кивнул. Щека предательски дернулась.

— А муж у нее — Виктор Костромитин.

Выстрел прозвучал наиболее громко. И Сергею показалось, что это выстрелили ему между глаз.

— Да-а-а?

— Да. — Шевцов крепко сжал Сергею плечо. — Сын у нее. Она Сережей его назвала.

— Сколько лет?

И снова выстрелы. Сергею показалось, что стреляют в него, но он в бронежилете, а потому не умирает. Просто чувствует боль.

— Скоро два года будет. — Шевцов вздохнул и отвел глаза. — Я тебя понимаю. Всегда хочется, чтобы она тебя одного всю жизнь ждала. Но так только мать может.

— Нет у меня матери. И не было, — буркнул Сергей и добавил, помолчав: — Нет, конечно, все правильно. Я знал, на что шел. Это был мой выбор.

— Ты уж к ним не ходи, пожалуйста… Хуже, чем есть, не делай. А так… отдыхай. Планы на отпуск какие?..

— Какие теперь планы… На могилу к себе схожу. Цветочки положить… Как-никак на днях годовщина… И вообще! Что, я не мог случайно выжить, что ли?!

— Сережа, это надо пережить. — Шевцов снова по-отечески обнял его за плечи. — То, что нас не убивает, делает сильнее. Держись, Сережа, держись.

— Разрешите идти? — вяло попросил Сергей, пряча глаза.

— Иди…

Шевцов посмотрел ему вслед, в понуро ссутулившуюся спину, поникшие плечи, затем рывком нацепил наушники и несколько раз выстрелил.

Все пули ушли мимо мишени.

Чувство потери прошлось по нему асфальтовым катком. Такого Сергей не испытывал ни разу. Но разве легкомысленным был его отказ от любимой женщины? На момент отказа такой исход казался ему единственно возможным и логичным. Но теперь, когда «работа на холоде» завершена, он вдруг понял, что осиротел. Он стал сиротой вдвойне. «Сирота-два», — невесело усмехнулся Сергей.

Впрочем, первое сиротство было обычной нормой, которая досталась ему. Он никогда не знал ни матери, ни отчего дома. Скитаясь с младенчества по приютам и детдомам, он с сиротским молоком в одинаковых казенных бутылочках с изношенными сосками впитал в себя определенные правила игры, которые для попавших в игру не с самого первого кона были неприемлемыми или, на худой конец, драконовскими.

Как собака, выброшенная хозяевами на улицу, никогда не достигнет уровня обычной, выросшей в помоечной стае дворняги, чья выживаемость и приобретенная самостоятельно мудрость восхищает. «По приютам я с детства скитался…» — с выражением пропел Сергей, наливая полный стакан водки. Сиротство, в котором он потонул, отказавшись от Лены, было невыносимо.

Он пил целый день. В полном одиночестве. Пестуя свое новое сиротство. Он вспоминал, как впервые увидел ее в метро, неповторимо трогательную, юную, с гладкими русыми волосами, с девичьей неуверенностью в глазах… Что-то вдруг словно коротнуло в груди. Он не мог оторваться от нее, не мог отпустить. Он пошел за ней и не отпустил… Но это тогда. А потом он сам от нее отказался.

Водка весь день шла, как вода. Не брало. Только на некоторое время снимало боль. Но к ночи взяло. Он уснул за столом в низком кресле. С утра был отходняк, потом отходняк-два. Лишь на четвертый день Сергей проснулся, отупевший и слабый, как очнувшийся после тяжелой болезни. Как после тифа.

Контрастный душ и пять кружек крепкого сладкого чая привели его в сносное состояние. С минуту он постоял у зеркала, разглядывая свою зверскую бородатую рожу, схватил с полки пузырек и по пояс облился одеколоном. Ему почему-то почудился острый запах сиротского приюта, который возник на его теле в процессе запоя, хлорка вперемешку с жиденьким крупяным супом. В сердцах матернувшись, он грохнул лосьон о раковину.

Ему предстояло очень неприятное мероприятие: посещение собственной могилы. Это была уже вторая его могила. Посещать первую желания никогда не возникало. А может, стоило?..

Сергея передернуло. Ощущение суеверного ужаса постоянно накатывало на него, стоило вспомнить ту кошмарную ночь. Сперва он не верил, что его закопают. Потом не верил, что закопали… потом не верил, что откопали… С тех пор он узнал, что такое клаустрофобия, но ему, к счастью, всегда удавалось с этим совладать. Однако сейчас он подумал, что острый приступ клаустрофобии непременно удушит его уже на подходе к кладбищу.

Интересно, сколько еще у него будет смертей и могил? Может, пора привыкнуть? Самое страшное позади. Он уже побывал в могиле, но только теперь почувствовал себя чуточку мертвецом.

Его Лена стала женой Виктора. Больше у него ее нет. А у Виктора есть! У Виктора есть мать, героические отец и дед, его Лена и его сын. А что есть у Сергея? Он сам отказался от них и теперь не мог поверить, что сделал это. Квартира, снятая для него руководством, показалась убогой и чужой. Будет ли у него когда-нибудь свой дом?..

До кладбища Сергей добрался на попутке. Настроение продолжало ухудшаться. Как назло, погода стояла изумительная. Но в атмосфере присутствовала какая-то тяжесть, отдаваясь тупым похмельным нытьем в затылке. Вовсю светило солнце, но на горизонте собирались далекие сизые тучки. Водитель сперва не хотел его брать, а потом всю дорогу недоверчиво на него косился, видимо, откровенно жалея, что согласился подвезти здоровенного бородатого мужика с угрюмым лицом за город. Да не куда-нибудь, а на кладбище. Только обещанная сумма денег, получив которую можно позволить себе пару дней вообще не работать и поменять карбюратор, удерживала его за рулем.