Пол заерзал на стуле, тревога снедала его. Надо выпытать у Прасти, что же дальше, выпытать во что бы то ни стало!

— Вы о чем-то умалчиваете. Скажите, мои действия получили огласку?

— Да, кое-что разнеслось по городу, — подтвердил Прасти. — Прошел шепоток. И эхо его достигло мест весьма отдаленных. Поэтому я и попросил вас ко мне прийти.

Пол накрепко сцепил руки, чтобы они не дрожали, и придвинулся к Прасти.

— В прошлую пятницу ко мне сюда на квартиру зашел какой-то человек. Меня дома не было, я уходил по делам, но миссис Лоусон — она два раза в неделю приходит сюда убирать — как раз оказалась дома. Она простая, вполне здравомыслящая женщина, испугать ее не так-то просто. И тем не менее она чуть в уме не тронулась от испуга.

Прасти взглянул на Пола.

— Вы хотите, чтобы я продолжал?

— Да.

— Это был человек без возраста. Может быть, молодой, а может быть, и старый. Он выглядел сильным, но и больным тоже. Одежда на нем была, видимо, с чужого плеча. Лицо суровое и бледное. Голова наголо обрита. Миссис Лоусон клялась и божилась, что это каторжник.

— Кто бы это мог быть? — У Пола пересохли губы.

— Бог его ведает. Я не знаю. Но голову даю на отсечение, что он явился из Каменной Степи. Имени своего он не назвал. Прежде чем уйти, он оставил записку.

Прасти нарочито медленно достал из кармана пиджака малюсенькую скрученную бумажку, развернул ее и передал Полу.

На желтоватом клочке были нацарапаны какие-то слова. Пол читал их и перечитывал: «Бога ради, не дайте им вас остановить. Разыщите Чарлза Кэслза в Лэйнзе. Он вам скажет, что надо делать».

Что это значило? Кто написал эту страшную записку? С чьих губ сорвался этот крик отчаяния? Пол окаменел от осенившей его безумной догадки. Нет, этого не может быть. И все же, пусть чудом, но это так. Что, если этот клочок бумаги побывал в руках его отца и потом прошел много тайных, неведомых путей, покуда каторжник, получивший свободу, крадучись не доставил его в этот дом.

Словно электрический ток пробежал по телу Пола. В этом роковом призыве для него заключался новый стимул, приказ неуклонно идти вперед. С трудом переводя дыхание, он сложил листок и спросил Прасти:

— Могу я взять это себе?

Табачный торговец, предпочитая оставаться в стороне, кивнул в знак согласия.

— Я рад от него избавиться. Мне совсем не хочется быть замешанным в такого рода истории.

В комнате царил полумрак. Только газовый камин отбрасывал красноватые отблески на ковер. Тишина за окном сделалась еще плотнее, снег толстым слоем залепил стекла. Погруженный в свои думы, с сердцем, трепещущим от новой надежды, Пол сидел не шевелясь.

Внезапно среди мертвой тишины до них явственно донесся звук шагов наверху.

Пол окаменел, но затем, правда, всего на мгновение, решил, что это ему померещилось. Нет, снова и снова раздавались шаги, гулкие, до ужаса равномерные.

Это странное явление в сочетании с мыслями, которые проносились сейчас в его мозгу, приобретало страшный, роковой смысл. Волосы у него встали дыбом, он поднялся, не в силах оторвать взор от потолка. Прасти тоже выпрямился на стуле и с не меньшим напряжением смотрел вверх.

— Вы говорили, что квартира пустует, — прошептал Пол.

— Клянусь вам, это так, — отвечал Прасти.

С несвойственной ему живостью он вскочил и выбежал через переднюю на лестницу. В то же самое время послышался скрип двери наверху и чьи-то шаги вниз по лестнице. Пол уже хотел бежать вслед за Прасти, но какой-то возглас, похожий на возглас облегчения, раздался со стороны площадки и заставил его остановиться на полдороге. Каждый нерв трепетал в нем, когда он вслушивался в тишину за дверью. Сначала до него донеслось «Здравствуйте», произнесенное незнакомым голосом, потом голос Прасти, звучавший уже в обычном ключе. За этим последовал какой-то тихий разговор, и наконец оба голоса любезно пожелали спокойной ночи.

Прасти вернулся, отирая пот со лба. Он прикрыл за собою дверь, зажег газовую лампу и с видом несколько глуповатым воскликнул:

— Это был наш хозяин! Наверху протекла крыша — ветром сорвало несколько черепиц… Он ходил посмотреть, как обстоит дело. — Прасти плотнее закутался в плед. — Когда сидишь в темноте, бог весть что может померещиться. Я дал волю воображению.

— Но вы же не выдумали этот клочок бумаги?

— Нет, — сказал Прасти. — Но когда я услыхал шум и потом осознал, что мчусь вверх по лестнице… Бог мой, это было в точности, как пятнадцать лет назад. Ну, хватит! Выпейте-ка еще чашечку кофе.

Пол поблагодарил и отказался. Ему не сиделось на месте. Блеклые слова на клочке бумаги жгли его сквозь карман, как раскаленное железо. О зеленом велосипеде и кошельке из человеческой кожи, которые еще несколько часов назад представлялись ему столь важной уликой, он сейчас и думать забыл. Последнее событие заслонило все остальное.

Путаные, лихорадочные мысли теснились в его мозгу, когда он торопливо шел к себе, на Пул-стрит. Возможно ли, что эта душераздирающая записка спровоцирована его крутыми действиями? Или же слух о неудачной попытке Берли таинственным образом просочился сквозь неприступные стены тюрьмы? Прерывистый, болезненный вздох вырвался из груди Пола — такое нелегко вынести. Но теперь он наконец получил приказ — прямой, властный, и он его выполнит.

— Прошу прощения, но вы уже целую неделю задерживаете плату за квартиру, — ранним утром, едва только Пол успел одеться, послышался голос его хозяйки.

— Мне сейчас трудновато приходится, миссис Коппин. Не будете ли вы так добры подождать до следующей субботы?

Она стояла в дверях и, придерживая на своей плоской груди засаленную шаль, недоверчиво разглядывала Пола. Она знала, что он потерял работу, но хотя сердце у нее было незлое, постоянная борьба за существование сделала для нее сочувствие роскошью, которую она не могла себе позволить.

— От меня это не зависит, — произнесла она наконец. — Но до завтрашнего вечера так и быть подожду. Если вы не устроитесь на работу, вам придется съехать, а ваши вещи я буду вынуждена задержать.

Пол не намеревался искать постоянную работу, в кармане же у него оставалось всего десять шиллингов. Но и вводить хозяйку в убыток тоже не хотел. Когда она ушла, он открыл чемодан, произвел смотр своему имуществу, включавшему серебряные часы с цепочкой. Если она продаст их, его долг, пожалуй, будет покрыт. Помимо того, что было на нем, он взял только бумаги, относящиеся к «делу», и бережно положил их в карман пальто. В последний раз окинул взглядом комнату и вышел из нее. Навсегда.

Часам к десяти Пол добрался до наиболее старинной части Уортли — Фэйрхолл-лэйнз; здесь в средние века располагался военный лагерь и двор для турниров, впоследствии превращенный в ярмарочную площадь. В конце девятнадцатого века площадь застроили многоквартирными дешевыми домами для рабочих — признак викторианской индустриальной эры. Теперь эти дома превратились в трущобы, и квартал справедливо считался самым неприглядным в городе — сеть узких извилистых улочек с высокими полуразвалившимися зданиями по сторонам. Пол вдоль и поперек исколесил эти закоулки, безуспешно разыскивая человека по фамилии Кэслз. Вечером стал накрапывать дождь. Ничего не добившись, Пол отправился в глубь злополучного квартала и за девять пенсов получил право переспать в ночлежке.