– Человек четыреста. Думаю, батальон.

– А Гогичайшвили говорит, что до пятисот и два батальона. Укрепились они – вот что плохо. И артиллерии засечено две батареи.

– Ночью бы атаковать, Иван Тихонович.

– А так и придется. Без фактора внезапности и темноты у нас вряд ли что и получится. Ну, готовься, Андрей Григорьевич, а я еще к Лукьянюку заеду.

Утром полковник Гришин собрал на совещание начальника связи дивизии капитана Румянцева, его помощника капитана Бабура, комбата связи капитана Лукьянюка и начальников связи полков.

– С организацией связи дело у нас, товарищи, обстоит плохо, – начал совещание полковник Гришин. – Я, конечно, понимаю, что трудно. Но как-то выкручиваться надо. Из-за такой связи страдает прежде всего управление боем, а из-за этого и дела у нас обстоят неважно.

– Разрешите, товарищ полковник, – сказал капитан Румянцев. – Может быть, резко будет сказано, но своими руками мы провода не заменим, голова вместо аппарата не годится. Были бы хорошие технические средства…

– Получили десять километров звонкового кабеля, – перебил Лукьянюк, – а он рвется от малейшего натяжения, не успеваем чинить. Телефонные аппараты системы ТАБИП – без источников питания. И слышимость всего до пятисот метров, это мало. Приходится снимать со столбов телефонные провода в тылу, но этого мало, да они, когда намокают, тоже теряют слышимость. По сельсоветам насобирали стенных аппаратов, но они громоздкие, и этих мало.

– Мы на полк получили двухпроводной кабель с медными жилами в хлорвиниловой изоляции, – сказал старший лейтенант Качкалда, начальник связи 17-го артполка, – но он предназначен только для помещений. От взрывной волны обрывается, закапываем – слышимость теряется, изоляция при морозе крошится, на катушку начнешь сматывать – осыпается, как сухая глина. Да и мыши ее едят.

– Радиостанций всего две, – добавил капитан Бабур. – Одна рация РБ для связи с армией да в артполку «5-АК». Лейтенант Червов пытается отремонтировать еще несколько штук, но запчастей нет.

– А конных посыльных как используете?

– Всего десяток лошадей, а кормить их нечем, еле бродят. Две роты я использовал по цепочке, взвод на полк, а то и больше, так и передаем донесения.

– Начальник связи армии сказал, что ничего в ближайшее время дать нам не может, – сказал Румянцев. – Предложил проявлять инициативу на месте.

– Пойдем в наступление – все немецкие средства связи надо будет тщательно собирать, – сказал Гришин.

– Это конечно, – согласился Лукьянюк. – Только бы добраться до трофеев.

– А может быть, колючую проволоку использовать? – предложил Качкалда. – Мы на финской иногда пробовали. А вместо изоляторов можно использовать резину от автопокрышек.

– Колючки надоест снимать, – усмехнулся Лукьянюк, – но попробуем. Тоже выход.

Полковник Гришин еще раз всмотрелся в схему связи дивизии. На бумаге она выглядела нормально. Он вздохнул, выругался про себя, что в ходе боя, особенно наступательного, он руководить им будет почти не в состоянии, встал и вышел из блиндажа.

Покрытое белой дымкой, светило зимнее солнце. Ветер был теплым, чувствовалось, что будет оттепель.

– Вот некстати, если потеплеет, лучше бы морозец, – сказал Гришин Яманову. – Пошли в политотдел.

Совещание политработников как раз заканчивалось, и полковник Гришин, чтобы не занимать времени, решил сказать всего несколько слов:

– Товарищи, костяк дивизии у нас надежный, много раз проверенный, но пополнение в основном молодежь, необстрелянные. И процент коммунистов невелик. Кстати, Петр Никифорович, сколько сейчас в среднем в стрелковых ротах коммунистов?

– По три-пять, есть и больше. Это на пятьдесят-восемьдесят человек в ротах.

– Да, раньше было больше.

– Но комсомольцев процент гораздо больше, – добавил Кутузов, начальник политотдела дивизии.

– Это хорошо. Всему составу политотдела сегодня же быть в батальонах. Командиров в бою не подменять, не мешать им руководить боем. Ваша задача – прежде всего настроить людей на наступление. Ну, а что делать в критические минуты, вы все знаете. Завтра последний день подготовки, а двенадцатого – в наступление, товарищи, – чуть торжественно сказал полковник Гришин.

Все заулыбались. Сразу в избе стало шумно.

– Наконец-то! – громко сказал кто-то.

– Товарищи, в беседах с бойцами обязательно скажите, что наступление мы начинаем от исторического Куликова поля, где один раз уже решалась судьба Родины, – сказал Кутузов. – На этом у нас все, товарищ полковник, – повернулся он к Гришину. – Задача всем поставлена, людей по полкам распределил.

– Хорошо, пусть все идут в батальоны. Федор Иванович, – обратился Гришин к старшему политруку Архипову. Он хорошо знал его несколько лет, уважал и ценил как политработника, – вы в какой полк назначены?

– К Фроленкову, товарищ полковник.

– Очень хорошо, а то он в бою бывает излишне горячим. Вы будьте в батальоне Нагопетьяна. Он хотя и смелый парень, даже слишком, но смотреть за ним надо. Может и сам пойти в атаку, никак не отвыкнет от привычки взводного. Воротынцев, – позвал Гришин небольшого роста командира, – Антон Корнеевич, а вас куда определили?

– В полк к Тарасову.

– Разумно. Полк необстрелянный, учтите это. И посмотрите там за комиссаром, это между нами, конечно. Связь можете держать непосредственно со мной. Я вам верю, Антон Корнеевич. – И Гришин крепко пожал Воротынцеву руку.

И Архипов, и Воротынцев были горьковчане, а к ним полковник Гришин питал особую слабость. Больше доверял, чем другим, и сейчас был уверен, что оба они не подведут и задачи свои выполнят.

Утром 11 декабря полковник Гришин сел в сани и поехал на последнюю рекогносцировку перед наступлением. В 771-м полку он долго рассматривал из окопа село Буреломы.

– Ну, как, Малхаз Ираклиевич, волнуетесь? – спросил Гришин майора Гогичайшвили.

– Есть маленько, товарищ полковник. Ночью наши привели пленного. Хотите посмотреть?

– Давай своего пленного. Давненько с немцами не спорил. – И Гришин пошел по ходу сообщения в блиндаж командира полка.

– Пригнитесь, товарищ полковник. Снайпер может стрелять, мою шапку прострелили, – услышал Гришин знакомый голос.

– Багадаев? Шапку тебе прострелили? Как твои артисты?

Политрук Багадаев, приземистый бурят с раскосыми глазами на плоском лице, был завклубом дивизии, с бригадой артистов давал концерты на передовой. Гришин знал, что однажды бригада, переходя из одного полка в другой, напоролась на немецкую разведку, но Багадаев не растерялся, принял бой со своими музыкантами, двоих немцев они тогда убили, а остальных отогнали выстрелами.

– Я слышал, ты и немцев развлекаешь? – снова спросил его Гришин.