– Ты. Что ты здесь делаешь? – Шивэй сохранил невозмутимое выражение лица. Стражник держал факел, он просто совершал обычный обход территории. Это был пухлый мужчина, его накидка сидела косо.

– Жду девочек. Чтобы отвести их обратно, – он остался в тени.

– Долго же тебе придется ждать.

Шивэй хихикнул.

– Как всегда.

Стражник поднял факел. Он увидел его круглое лицо. Круглолицый стражник увидел его.

– Я тебя знаю, – сказал он. Не повезло. – Ты работаешь у помощника первого министра, а не в квартале развлечений. Я видел тебя здесь с его женой, когда…

Когда приходится убивать, ты убиваешь, и тебе необходимо знать, когда такой момент наступил. Он не мог оставить этого стражника в живых: позже он бы донес, возможно, опознал бы Шивэя. Это было неожиданно, это раздражало. И это спутало все его планы, тщательно рассчитанные по времени.

Он вынул нож из груди стражника медленно, держа тело в стоячем положении и прижав его к себе, скрытый от посторонних глаз аркой. Продолжал что-то тихо говорить, какието бессмысленные слова, на тот случай, если кто-то пройдет рядом. Выхватил из руки мертвеца факел раньше, чем тот его уронил. Упавший горящий факел наверняка привлек бы внимание – это так же верно, как полет духов в ночи. Огонь был врагом в любом месте.

Шивэй тщательно выбрал свое место – край внутреннего двора, где стоял нужный ему дом. Дальше по проходу имелась ниша, куда он оттащил покойника и где положил его на землю, почти не на виду.

Почти – на большее нечего и надеяться. А это означало, что ему придется действовать сейчас, а не ждать, пока поредеет толпа и большинство людей в усадьбе уснут, – в том числе и люди в доме через дорогу, куда он шел.

Он не жалел, что убил стражника. Он жалел о вызванных этим осложнениях. В том доме могли еще не спать. Та женщина, которую он пришел сюда убить, могла не спать.

Он знал дом и был почти уверен, что знает ее комнату. Поэтому и пришел рано, не стал ждать темноты. Он сказал, будто принес сюда письмо (пустой конверт), и дорогу ему показал другой стражник, не из тех, которые видели, как он вошел вместе с певицами.

В конце концов, он увидел, как она вышла во двор и пересекла его, вошла в дом вместе со служанкой; мужа видно не было. Она выходила из дома без мужа, вернулась домой в сумерки, бесстыдница. «У женщин не осталось морали», – часто думал Сунь Шивэй.

В поселке почти все дома были одинаковыми. Отличия зависели от статуса и степени близости к императору. Несколько усадеб были очень большими, в них имелось больше одного внутреннего двора, но не эта.

Комната, где она спала – или они спали, если отсутствующий муж когда-либо заходил туда, чтобы развлечься с ней – должна находиться на женской стороне, справа и сзади. Шивэй намеревался перебраться через стену, потом проникнуть в ее комнату. Он даже наметил на стене те места, где можно ухватиться рукой и поставить ногу, пока ждал здесь.

Теперь осуществить это не получится. Слишком много людей вокруг, чтобы можно было незамеченным перелезть через стену, даже ночью. Могут подумать, что он просто любовник, и не мешать ему, но могут и помешать. И к тому же на небе луна, почти полная. Он не выбрал бы лунную ночь, но в подобных делах выбирает не он, не так ли?

Ему велели представить это, как нападение на женщину – будто какой-то злодей из поселка клана изнасиловал девушку, а после убил ее. Разумеется, сначала ее следовало убить, ради безопасности, чтобы все было тихо, но ему уже приходилось раньше это делать.

Он вышел из-под арки и пошел через двор, не спеша. Он старался поворачивать и выбирать такой путь, чтобы не проходить рядом с другими людьми, но пытался делать это незаметно. Ему бы хотелось быть в черном. Воины Каньлиня всегда ходили в черном. Было бы приятно появляться перед жертвами в таком виде: темное привидение, холодный дух, являющийся в ночи, чтобы их уничтожить.

Но черный цвет слишком заметен. Сейчас не старые времена. Выделяться опасно. Он оделся так, как одевались телохранители, сопровождающие музыкантов и певиц: коричневая с зеленым туника и штаны, мягкая черная шляпа, нет на виду оружия (никто не выставляет напоказ оружие, отправляясь в поселок клана, если он не идиот). Его накидка испачкалась кровью, но сейчас ночь, а ткань темная.

И к тому же он ничего не мог с этим поделать.

Он не мог перелезть через стену и рисковать быть замеченным. Он думал о том, что каньлиньский воин высокого уровня знал бы, как это сделать, как стать невидимым на долгое время, или почувствовать точный момент, когда никто не смотрит. Интересно, учили ли их этому на тренировках. От этой мысли ему стало почти грустно.

Но были и другие способы сделать то, для чего он пришел сюда. Он направился прямо к дверям ее дома. Двери находились в углублении, под дверной перемычкой (как и все двери), и там было темно. Гостей не ждали, факелы снаружи не горели. Он сделал вид, будто стучит, на тот случай, если кто-нибудь, проходя мимо, посмотрит, но сделал это бесшумно. Он не глупец. Он выудил из внутреннего кармана инструмент, которым вскрывал двери. Сначала попробовал ручку.

Она поддалась с легким щелчком. Возможно, глупцы и были, но они жили в этой усадьбе, в этом доме, они не стояли на месте Сунь Шивэя сегодня ночью.

У всех членов императорского клана в домах имелись ценные вещи, но они были так уверены в своем особом положении и в охране, что даже не запирали двери. У него промелькнула мысль: как нужно жить, чтобы так смотреть на мир?

Он распахнул дверь в темный коридор. Поднял руку, словно здоровался с кем-то внутри. Шагнул внутрь, бесшумно закрыл за собой дверь, совсем неторопливо. Внутри он перевел дух. Теперь все будет просто. Его никто не видит, и он там, где нужно.

Он почувствовал в крови иголочки возбуждения. И подавил их. «Еще не время», – сказал он себе. Сначала ее нужно убить, а внизу могут находиться слуги, может быть, и наверху тоже. Возможно, она даже лежит в постели с одним из них в отсутствие мужа. Может быть, с другой женщиной. Говорили, что они такие, эти жены из императорского клана.

На этом этаже не было света, он прислушался и не услышал никакого движения. Было уже достаточно поздно, возможно, все уже спят. Он бесшумно двинулся туда, где, как он знал, находилась лестница, а потом пошел наверх, проверяя ногой каждую ступеньку. Одна слегка скрипнула под нажимом, и он перешагнул через нее на следующую. Этим трюкам учишься, когда долго занимаешься такими делами.

Он достал свой кинжал, уже испачканный кровью. Ему следовало ее вытереть, но времени не было. Он предпочитал чистый нож. Так было… ну, чище. Лестничная площадка. Коридор шел направо и налево, от него шли ответвления в обе стороны. Женские комнаты должны быть справа. Все еще никаких слуг, никакого света. Они спали.

Он пошел направо, его глаза привыкали к темноте, и он видел свитки с каллиграфией на внутренней стене, старательно обходил вокруг слишком больших столов, на которых стояли предметы, похожие на бронзовые сосуды. Он пошел медленнее. Если он опрокинет один из них, шум кого-нибудь разбудит, снизу прибегут люди, снаружи тоже, и все будет испорчено.