с межимпериалистическими противоречиями и борьбы двух группировок за влияние на СССР как мощный геополитический фактор; ограничивают источники победы СССР исключительно классовыми рамками.

Такой подход обычно сводится к апологии или, наоборот, отрицанию, умолчанию, недооценке. Так освещали боевой путь Красной Армии с момента ее организации до последних дней. Это была цепь сплошных побед. Вся Великая Отечественная война заслонена во многих наших книгах парадом Победы 1945 г. «Все советское значит отличное», «советская власть — высшая форма демократии», — утверждали, имея в виду настоящее и прошлое. Считалось, что марксизм-ленинизм автоматически обеспечивает Советскому Союзу передовые рубежи. Апологетика отнюдь не нейтральна. Законная гордость победителя после войны под влиянием официальной пропаганды и историографии переросла, например, в опасное самодовольство. Оно до сих пор питает застойные и контрреволюционные явления. Деформировано и само знание. Многие историки уверовали в полное совершенство сделанного ими, перестали видеть нерешенные проблемы.

Проявления нигилизма также многозначны. Историки, как и пропагандисты, закрывали глаза на все отрицательное в прошлом и настоящем. Бюрократия, авторитаризм, бесправие, безработица, принудительный труд, черная экономика, мафия, нищета, наркомания, проституция изображались в виде исключительной «привилегии» эксплуататорского строя. Это можно прочесть в словарях, отредактированных академиками[125]. Официальные историки опускали все, касающееся грубых просчетов Сталина в годы войн или мира. О военных поражениях стати упоминать, и то вскользь, лишь после XX съезда партии, убийство Сталиным и его сообщниками десятков тысяч командиров Красной Армии угодливо изображали как «увольнение»[126]. «Вождь» и его группа требовали сплошь черными красками изображать все, что было до «сталинской эры». Россия будто бы была «самой нищей и неграмотной». В речи «О задачах хозяйственников» 4 февраля 1931 г. Сталин утверждал, что «старую Россию» непрерывно били за отсталость монгольские ханы, турецкие беки, шведские феодалы, польско-литовские паны, англо-французские капиталисты, японские бароны. Били «безнаказанно» за отсталость военную, культурную, государственную, промышленную, сельскохозяйственную, за то, что Россия будто бы отставала «от передовых стран на 50—100 лет»[127].

Все непролетарские классы и слои населения были сектантски представлены как регрессивные. Все несталинские политические течения, начиная с «примитивных коммунистов» (терминология Сталина) времен революций в Англии и Франции, кончая современными социал-демократами и пацифистами, «вождь» и его преемники недооценивали, презирали[128]. Нет сомнения в том, что те из авторов, которые выводят сталинизм главным образом из отсталости России, испытывают влияние самого Сталина. Им, как и ему, свойственно, например, игнорировать демократические институты в прошлом России (вечевое управление, крестьянскую общину, рабочие артели, прессу XIX — начала XX вв., земское движение, различные общества, Советы, Думу и др.).

Едва ли можно согласиться с тем, что сталинизм — это доведенное до абсурда требование разрушить «до основания» мир насилия. Сталин отнюдь не заблуждался вместе с «левыми», он бесчестно эксплуатировал их максимализм, свойственное массам нетерпение, культивируя связанные с этим деформации. Так, под видом культурной революции была уничтожена старая интеллигенция, готовая служить революции, но не новому самодержцу. Сталин и его группа стремились лишить советские народы исторического самопознания, превратить граждан в Иванов, не помнящих родства. Оторванным от истории сознанием просто манипулировать. Таких людей легко побудить предавать собственных отцов и убивать матерей.

Средства, к которым прибегла группа Сталина, весьма разнообразны. Это — забвение или прямое уничтожение многих памятников. Преднамеренно отсекались многие корни старины. Москва и другие города во многом утратили своеобразие. Была в большой мере уничтожена историческая топонимия страны. Произошло повальное переименование городов, улиц, предприятий, учреждений. Многие оставшиеся памятники были осквернены. В храмах устраивались склады химических удобрений, гаражи, тюрьмы с пыточными камерами и крематориями, рестораны. Разрушение вековых ценностей питало социальную жестокость. Сжигались документы КГБ, МИД, материалы переписей населения. Закрывался доступ в архивы даже для научных сотрудников. Сравнивали с землей многие старинные кладбища, значение которых, естественно, нельзя ограничивать лишь источниковедческой областью. Огромный ущерб памяти народов и в целом их духовности нанесло грубое отступление от общепринятых обычаев войны. Главным образом по вине Министерства обороны по истечении десятилетий после Победы останки многих сотен погибших воинов Красной Армии не погребены.

Запущено музейное и библиотечное дело. В 30-е гг. дошло до распродажи за границу многих исторических и художественных ценностей. Многие учреждения культуры находятся в катастрофическом состоянии. Огромный ущерб делу нанесен фактическим устранением краеведения, получившего в России значительное развитие. В 1928 г. в школах был ликвидирован этот предмет. Подобная судьба постигла и изучение фольклора. Исследование повседневной жизни народов, в том числе с привлечением широкой общественности, очень сильно отстает от развитых стран мира[129].

Таким образом, сталинизм лишил научной основы историографию и популяризацию исторических знаний. Они стали инструментом безнравственного манипулирования массовым сознанием. Эта система не могла держаться на авторитете идей и опиралась лишь на власть. Фальсификация истории активно способствовала становлению и упрочению режима. Антинаучная методология, обслуживавшая сиюминутные интересы автократии, заслоняла от общества будущее, была не способна к использованию исторического опыта и социальному прогнозированию. Это сильно задержало развитие исторической науки, резко упал ее профессиональный уровень, она в значительной степени вернулась к догегелевским канонам. В условиях бурного подъема науки в современном мире это привело к отставанию советской историографии. По своим методологическим возможностям, предельной идеологизации, незнанию иностранной научной литературы отечественные специалисты, особенно по истории КПСС и советского общества, находятся на уровне зарубежных крайних консерваторов. Произошла деградация личности многих ученых. Возник конфликт между тем, что они думали и писали. Деспотия и в историках культивировала низменные качества: ложь, лицемерие, чинопочитание, страх, неспособность принимать самостоятельные решения. Такой образ мышления и поведения исключал обновление.

III. Сталинистские традиции в литературе о второй мировой войне

1

Основы советской военной историографии, как и знаний «для народа», заложены самим Сталиным. Он хотел скрыть свои грубейшие просчеты и прямые преступления и положил начало извращенному истолкованию главного — ответственности за развязывание войны, за поражение РККА 1941–1942 гг., цену победы. Во время перестройки история войны стала полем небывало острой борьбы мнений авторов научных, мемуарных, публицистических и художественных произведений различных направлений. Резко обострился спор между сторонниками сталинизма и антисталинизма в освещении войны. Литература о второй мировой войне возникла в СССР во время войны. Ее содержание определили подходы и суждения Сталина, собранные в книге «О Великой Отечественной войне Советского Союза» и других изданиях. Книга много раз переиздавалась массовыми тиражами на