не было сил, девочка отказала любовнику в близости. Он был в бешенстве. Однако, как Леночка ни старалась, не смогла ответить взаимностью. Боль разливалась по всему телу, концентрируясь в самом низу, особенно в моменты попыток проникнуть во влажную глубину.

Авигдор занервничал, несколько дней не приходил, затем отправил к знакомому врачу. Тот вёл себя странно, всё время оглядывался. Прикосновения эскулапа были неприятны неприкрытой похотью. Извращенец нагло ощупывал её дрожащими руками, глубоко вводил пальцы в лоно, теребил чувствительную зону, при этом громко дышал.

Леночка отказалась к нему ходить. Никакого диагноза не последовало, зато девочка чувствовала, будто её насиловали. Об этом и сказала Авигдору.

Тот посмеялся, но сам возбудился моментально.

Боли усиливались, особенно, когда приближались особые женские дни.

Другой врач, женщина (мужчинам Леночка больше не доверяла), сказала, что это, скорее всего миома, – поболит-поболит и перестанет. Такова женская доля, девчюля. Ничего страшного.

Выписала таблетки, немного успокоила.

Леночка поверила. Но интимная близость стала ещё болезненней.

Несколько раз от пронзительных колик девочка лишалась сознания. Авигдор понял, что это уже не шутка – положил в больницу на обследование.

Девочку нещадно терзали изнутри и снаружи, брали болезненные анализы, но не находили ничего серьёзного, – видимо, повышенная эмоциональность, – решили врачи, – девчонка впечатлительная, накручивает себя, выдумывает несуществующие боли. Лечить нужно не женские органы, а психику.

Прокололи курс витаминов и антибиотиков, провели несколько сеансов физиотерапии и выписали.

Любовник настолько втянулся в чувственные игры с малолетней любовницей, в сладостное ощущение сладкой юной упругости, что не мог отказаться даже на время от сексуальных утех. В определённое время его корень расправлял русло, наливался кровью и начинал расцветать. Девочка была вынуждена уступать: от него зависел достаток.

Если Лена пыталась отказать, мужчина одолевал её силой. Теперь Авигдор уже не стеснялся, ведь он платит, значит, берёт своё.

В болезнь он больше не верил – врачи не ошибаются.

Сила и интенсивность страданий девочки день ото дня нарастали. Лена постоянно пила обезболивающие таблетки. Ничего не помогало. Постепенно привыкла к резким пугающим ощущениям. Если становилось особенно плохо, принимала особую, облегчающую давление на источник пульсирующих мучений, позу: покачивалась, пытаясь вызвать в сознании приятные эмоции.

Иногда в такие минуты получалось забыться. Чаще силой воли отключала сознание сложным или физически тяжёлым занятием.

Любовник не придавал значения её состояниям, всё более агрессивно требовал близости. Однажды Леночка просто вырубилась в момент интенсивной страсти греховодника.

Как, чего, её больше не волновало. Она хотела исчезнуть, раствориться. Других желаний не возникало.

Лену увезли на карете скорой помощи, впопыхах сделали операцию, располосовав красивый животик грубым крестом, зашили его словно старый валенок рваными стежками. Причину болей так и не обнаружили.

Авигдор нервничал, но не из-за того, что переживал за девушку и её здоровье. Время шло, лечение требовало денег, а секса не было.

Диагноз поставить так и не смогли. Назначили гормоны. Боли временно прекратились. Любовник обрадовался, начал удовлетворять свою чувственность, напрягая, буквально насилуя девочку с незажившей ещё болезненной раной.

Увы, Леночка со шрамами и гримасами боли его больше не вдохновляла. Как ни старался Авигдор, довести похотливую миссию до финиша у него не получалось.

Развратный старик быстро исполнял постельный ритуал без особого энтузиазма, страсти больше не испытывал. Соответственно, денег и подарков приносил всё меньше.

Девушка стала часто впадать в истерические состояния, лишь только боль начинала о себе заявлять. У мамы тоже улучшений не было. Пришлось опять искать работу, выполнять которую становилось всё сложнее.

В один из визитов Авигдор вручил ей двести рублей и сказал, что это отступные. Больше девушка может к нему не обращаться. На работу тоже приходить не нужно. Раз она не может выполнять условия контракта, он умывает руки.

На том и распрощались.

Леночка уже ни на что не могла надеяться. Да ей и не до этого было: боль наступала с регулярной периодичностью, не давая возможности и повода включить способность мыслить. Она не могла ни о чём думать, кроме нестерпимого страдания, которое изнуряло. Но жить на что-то нужно, приходилось работать, напрягая силу воли. Стоило только получить немного денег, как они немедленно тратились на обезболивающие препараты. На питание средств почти не оставалось. Леночка, как и её мама, теряла вес, сохла на глазах от недоедания и преодоления нарастающей силы страданий.

Авигдор на работу взять её отказался, как девушка ни просила, сказав, что шлюхи получают стипендии совсем в другом ведомстве.

В один из дней она лишилась на случайной одноразовой работе сознания. Бездыханную, её нашёл сторож, который и вызвал скорую помощь. В клинике, не разобравшись, снова располосовали брюшину. Ничего не обнаружив, зашили, нисколько не заботясь об эстетике, грубым швом, поскольку никто не  проявил интереса к пребыванию нищенки в больнице. Кому нужна пациентка без документов, за которую и заплатить-то некому?

Некоторое время Леночка не страдала, даже посчитала, что болезнь её оставила. Каково же было разочарование, когда боль возобновилась, причём многократно усиленная. Мама в это время умирала от голода. К ней никто за это время ни разу не пришёл.

Вега Валентиновна ничего не просила, только смотрела пустыми глазами куда-то мимо. Леночка не видела выхода. Пришлось снова идти на поклон к Авигдору. Тот посмеялся, бросив ей как нищенке несколько мелких купюр, – на, жри! Откуда мне знать от кого и где ты подцепила эту холеру. У меня-то ничего не болит.

Времени на раздумье не было.  Или идти воровать в магазин самообслуживания, или…

Авигдор за секс платил, пусть не очень щедро, значит, эта услуга чего-то стоит.

Леночка пошла на рынок, спрашивала всех подряд мужчин, сколько дадут за близость.

На неё смотрели как на юродивую.

Некоторые провожали похотливым взглядом, другие давали кусок хлеба, никто не соблазнился худой как щепка девицей.

Кто-то поделился бутербродом, но это не решало проблем.

Мамка таяла на глазах, сама девочка умирала от боли. Никому до этого не было дела.

Из оцепенения её вывела нищенка, одетая в грязные лохмотья. Женщина ощупала, осмотрела Леночку, которая сидела на скамейке с отрешённым видом без движения и спросила, – давно у тебя начались боли? Думаю, смогла бы тебя вылечить, но, как видишь, сама нуждаюсь в помощи. Мне даже жить негде. Я ведь не всегда была нищенкой.

Леночке уже было всё равно, по какой причине она покинет этот мир. Чем быстрее, тем лучше, думала девочка, даже забыв, что дома её  ждёт