Выслушав последнее слово подсудимого, посовещавшись менее часа, члены коллегии огласили приговор: «Именем Союза Советских Социалистических Республик… Судебным следствием установлено, что подсудимый с 1922 г. был завербован для шпионской работы на территории Советского Союза… Систематически по день своего ареста передавал японской разведке совершенно секретные сведения, составляющие государственную тайну… Таким образом совершил преступление, предусмотренное ст. 58.1а УК РСФСР… Подвергнуть тюремному заключению сроком на двадцать лет с поражением в политических правах на пять лет, с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Срок исчислять со 2 апреля 1937 года. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

«Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта, — докладывал нарком обороны Тимошенко Сталину. — На западе — против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, а на востоке — против Японии как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение».

Войны пока не было, но фронт уже существовал — Дальневосточный, восстановленный приказом Наркомата обороны СССР в июле 1940 года.

* * *

Несмотря на все чистки, советская разведка на восточном направлении продолжала работать и давать важную информацию. НКВД стало известно, что разведывательный отдел штаба Квантунской армии в Харбине в 1939 году провел ряд совещаний с руководителями японских военных миссий на Дальнем Востоке. На совещании был выработан план действий для японских военных миссий и резидентур в Маньчжурии: подготовка диверсионных групп и переброска на советскую территорию (преимущественно для акций на железных дорогах), создание «маршрутной агентуры» из числа русских и китайцев, ранее проживавших на территории СССР, дезинформация через агентов-двойников. Заброску агентов в западные регионы Советского Союза японцы проводили через Европу. Так, в июле 1940 года от зарубежных источников НКВД поступила информация, что «японской разведкой из Риги направлены в СССР агенты: один — в район Минска и три агента — в районы западных областей УССР и БССР. Один из агентов является военным специалистом, бывшим кадровым офицером польской армии…».

Что после приговора делал Ким в камере Внутренней тюрьме НКВД? «Принял участие в составлении учебного пособия “Борьба с японским шпионажем”». Больше никаких сведений о «специальной работе» в следственном деле нет. Несомненно, Ким по-прежнему занимался переводами и аналитикой. В фондах РГАСПИ хранится любопытный документ — «данные на предполагаемого нового японского посла в Москве Татэкава Иосицугу». Эту справку на пяти страницах, составленную «по материалам японских справочников и периодической прессы», Берия отправил Сталину и Молотову 3 сентября 1940 года. Молотов резюмировал на своем экземпляре: «Т. Лозовскому.

Справка лучше нашей. Видите, опять НКВД оказался выше НКИД в информационном (неразборчиво) по вопросу работы НКИД. Подтяните аппарат НКИД».[39]

«Берия ценил Кима как специалиста по Японии, и материалы, им подготовленные, использовал постоянно, — рассказал мне пожилой контрразведчик, начинавший службу во 2-м Главном управлении КГБ СССР под началом человека, хорошо знавшего Кима. — Роман Николаевич работал в тюрьме день и ночь, ему создали условия. Занимался, в том числе, переводами шифртелеграмм, благо у нас были японские коды».

Не исключено, что бывший сотрудник для особых поручений переводил телеграммы японского консула в Кенигсберге послу в Москве: «В здешних военных кругах считают, что в настоящее время в Восточной Пруссии сконцентрированы крупные военные силы… и что в июне германо-советские отношения должны будут как-то определиться» (9 мая 1941 года); «В Мемельском порту, точно так же и в порту Пиллау, стоит большое количество военных транспортов… Сейчас в этом районе происходит концентрация войск… Военные перевозки по линии Познань — Варшава проходят более оживленно… Все это наводит на мысль о начале войны (31 мая 1941 года); «5 июня через Кенигсберг прошли в восточном направлении две дивизии легких танков, а 7 июня — несколько мотомехдивизий. Перевозки по железным дорогам по-прежнему проходят оживленно… К здешнему военному штабу дополнительно прикомандировано из Берлина 25 офицеров генштаба» (10 июня 1941 года).

В Народном комиссариате госбезопасности (образован в феврале 1941 года) знали о содержании шифртелеграммы посла Татэкавы японскому посланнику в Софии от 9 июня 1941 года: «Усиленно циркулирующие слухи о том, что Германия нападет на Советский Союз, а в особенности информация, поступающая из Германии, Венгрии, Румынии и Болгарии, заставляют думать, что приблизился момент этого выступления…»; телеграммы японского посла в Финляндии для Татэкавы от 18 июня 1941 года: «Недавно стала проводиться вновь фактическая всеобщая мобилизация… Молодежь в секретном порядке вступает в германскую армию и, по-видимому, мечтая о проведении карательной войны против Советского Союза, надеется на возвращение утерянных территорий»; телеграммы японского посла в Бухаресте от 20 июня 1941 года: «Германский посланник сказал мне доверительно следующее: “Обстановка вошла в решающую фазу развития. Германия полностью завершила подготовку от Северной Финляндии и до южной части Черного моря и уверена в молниеносной победе…”».

Информация о том, что в июне 1941 года Германия нападет на СССР, поступала в Москву от источников НКВД и Разведупра РККА в Германии, Японии, Италии (источник в Риме уточнял — между 20 и 25 июня). Погранслужбы посылали сводки об «интенсивных военно-мобилизационных приготовлениях немцев на сопредельной территории». Все они лишь принимались к сведению. Западные рубежи СССР были готовы к обороне, но войска — не подготовлены к скорому нападению. 20 июня в НКГБ составили календарь сообщений агентов берлинской резидентуры, начиная с сентября 1940 года, о подготовке Германии к войне с СССР. Сообщения от 16 июня предупреждали: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время… Произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений будущих округов оккупированной территории СССР…» Нарком госбезопасности Меркулов документ не подписал и не представил для доклада Сталину.

На рассвете 22 июня 1941 года германские армии всей своей мощью обрушились на Советский Союз.

* * *

Группа армий «Центр» рвалась к Москве, а с Дальнего Востока для подкрепления фронтов, прикрывавших столицу, было отправлено всего две дивизии.

Угроза войны с Японией сохранялась, несмотря на пакт о взаимном нейтралитете, подписанный в апреле 1941 года. На маньчжуро-советских рубежах не прекращались провокации — стычки с погранотрядами, пересечения границ японскими военными самолетами. Харбинская резидентура НКГБ докладывала, что в штабе Квантунской армии разработан план создания на советском Дальнем Востоке «буферного государства» и он будет реализовываться, когда немцы займут Москву. Сообщения от разведки вообще поступали разноречивые. 14 сентября в Разведупре получили радиограмму от группы Зорге в Токио: «По мнению посла Отт, сегодня вопрос о нападении Японии на СССР уже снят с повестки дня. Нападение Японии возможно лишь в случае крупномасштабной отправки войск с Советского Дальнего Востока…» 20 сентября из Шанхая по линии НКВД (Госбезопасность вновь включили в структуру наркомата) пришло сообщение: «Военные руководители Японии считают вопрос войны с СССР решенным и ждут удобного случая…».