почти здоровыми или выздоравливающими, были отправлены директрисой в лагерь. Среди них оказались и мы с Владом.

Впервые за два с половиной года я очутилась среди обыкновенных здоровых детей, которые понятия не имели о том, что такое корсет, вытяжка, гипс, массаж и прочие специфические интернатские термины. Они бегали, резвились, играли в вышибалы, ныряли с шатких мостков в мелкую извилистую речушку, протекавшую близ лагерной территории.

И я стала резвиться вместе с ними. Плавала, загорала, вечерами ходила с девчонками на танцы, где стояла, подпирая стенку, завистливо глядя на танцующие пары.

Так незаметно проскочили июнь и июль. Настал август, теплый, солнечный, с отяжелевшими от урожая яблонями в садах, подоспевшими в лесу грибами.

Как-то вожатая увела весь отряд в грибной поход. Я осталась, так как чувствовала себя неважно – впервые в жизни ко мне пришло обычное женское недомогание.

Поначалу я лежала в постели, но скоро боль в животе утихла, и мне стало скучно. Я побродила по палате, затем вышла во двор. Лагерь был пуст: до обеда все отряды разошлись кто куда.

Не зная, чем занять себя, я не спеша прогуливалась по аллее, ведущей к центральному входу. Корпуса остались далеко позади, вокруг высились стройные молодые топольки, между ними теснились живописные кусты бузины и жимолости.

Отчего-то я вдруг вспомнила Макаровну. Старуха так ни разу и не приехала в интернат, очевидно, долгая дорога была ей не по силам.

Я подумала, как удивилась и обрадовалась бы она, узнав о моей отличной учебе, и мне захотелось написать ей. Подробно, страниц на пять, а то и больше.

В голове уже сложились первые строчки письма:

«Здравствуй, дорогая Макаровна! Пишет тебе твоя Василиса, помнишь ли такую?»

Тут я засомневалась, правильно ли обращаться лишь по отчеству, не слишком ли это по-простецкому, по-деревенски. Наверное, лучше будет написать «Зинаида Макаровна», хоть я так сроду ее не называла.

Пока я думала да гадала, придорожные кусты внезапно раздвинулись, и из них высунулась чья-то кудлатая голова. От неожиданности я вскрикнула и попятилась назад.

– Ребя, гляньте, какая телка! – громко произнесла голова, и на аллею передо мной вышел низкорослый плечистый парень лет шестнадцати в широких промасленных штанах и куртке, надетой прямо на голое тело. Лицо его было темным от загара и грязи, на обнаженных плечах шарами перекатывались упругие мускулы. Следом за ним вылезли двое пацанов помладше, такие же чумазые и замызганные, как их вожак.

– Эй, девка, – обратился ко мне низкорослый, – ты чего здеся ходишь? Здеся ходить нельзя. – Он ухмыльнулся и сунул руку в карман широкой штанины.

– П-почему? – проговорила я, запинаясь.

– Тут наша территория, не знала? Каких девок встретим, все наши будут. Правда, братаны? – Коротышка подмигнул приятелям. Те в ответ дружно закивали.

Я наконец поняла, что это деревенские, те самые, о которых меня предупреждали девчонки, отдыхавшие в лагере не первый раз.

Руки похолодели от страха. Я беспомощно оглянулась: вокруг не было ни души. До ворот, где стоял дежурный пост, оставалось метров пятнадцать, если не больше.

Я было рванула назад, но низкорослый крепко ухватил меня за локоть.

– Куда? Шустрая какая! – Он захохотал, весело и зло. – В кусты ее, хлопцы. Она и пикнуть не успеет.

Подскочили двое других, вцепились мне в плечи и потащили с дороги в густой зеленый кустарник.

От ужаса я даже рот открыть не могла. Меня точно парализовало, руки и ноги стали чужими, безвольными, в висках гулко пульсировала кровь.

Низкорослый толкнул меня в грудь, я шлепнулась на траву к его ногам.

– Сама разденешься или тебе помочь? – услужливо осведомился он и снова громко заржал.

– Я помогу, – с готовностью предложил один из чумазых. Он опустился на корточки, дохнув мне в лицо смесью лука и перегара. – А она красивая, хлопцы. Глазищи – по полтиннику каждый. И фигурка что надо. – Его пальцы, с черной каймой под ногтями, полезли в вырез моего платья.

– А ну, Леха, отъедь! – Коротышка со всей силы пнул его коленом в спину. – Я сам. Быстро, кому сказано! – В его голосе прозвучала угроза.

Пацан нехотя отодвинулся от меня, уступая место главарю.

– Ничего краля, – согласился низкорослый, – тоща только.

– Городские, они все тощие, – философски заметил третий.

– Да ты не бойся, – утешил меня коротышка. – Я к девкам подход знаю. Вот только кусаться не вздумай, станешь кусаться, не посмотрю, что красавица, вмажу по харе – месяц с фонарями гулять будешь. – Он звучно засопел и начал наваливаться на меня всем телом.

Тут наконец я очнулась от ступора. Во мне точно распрямилась до упора сжатая пружина – я с неистовой силой обеими руками и плечом пихнула коротышку, вскочила на ноги и бросилась наутек.

Позади гулко затопали, раздалась отборная матерная брань, но я уже выбралась из кустов на аллею. Издалека я видела, как в распахнутые ворота валит веселая толпа – это возвращался из похода наш отряд.

Те трое в кустах, очевидно, тоже отметили перемену диспозиции: шум и ругань понизились на тон, слабо шевельнулась пара веток, затем стало тихо.

Я стояла на аллее, обеими руками сжимая ворот платья, и всхлипывала без слез, глядя на приближающуюся шумную ватагу ребят.

Девчонки замахали мне руками, поднимая корзинки и пакеты, доверху наполненные грибами. Я хотела тоже махнуть им в ответ, но внезапно почувствовала подкатывающую к горлу дурноту. Ноги сами собой согнулись в коленях, и я села прямо на посыпанную мелким оранжевым гравием дорожку.

От толпы отделилась наша вожатая и побежала мне навстречу. Лицо ее было встревоженным.

– Что стряслось? – Она склонилась надо мной, испуганно заглядывая в лицо. – Тебе плохо? Зачем ты ушла из палаты?

Я ничего не могла ответить, лишь продолжала коротко и судорожно всхлипывать, косясь на кусты.

Тем временем подоспели ребята из отряда. Они окружили меня плотным кольцом и принялись наперебой расспрашивать, в чем дело. Среди них я увидела Влада – он стоял чуть в стороне и, в отличие от других, не спешил проявлять сочувствие и заботу. Выражение лица у него было напряженным и сосредоточенным, будто он что-то обдумывал.

У меня захватило дух от обиды. И это называется друг! Ему плевать, что меня чуть не изнасиловали!

Так и не добившись от меня признания, вожатая велела девочкам отвести меня в корпус. Уходя, я заметила, что Влад все стоит посреди аллеи – он даже не подумал проводить меня, торчал на дороге, как статуя, и пристально глядел в сторону кустов.

Подружки приволокли меня в палату, уложили в постель, принесли воды и таблетку сухой валерьянки из медпункта. Постепенно я