Столь настоятельные повеления вывели Короля Иеронима из бездействия, и он тронулся из Гродно, вслед за своими передовыми войсками, 22 Июня, когда Князь Багратион был у Николаева. 26-го, при вступлении Князя Багратиона в Несвиж, Иероним пришел в Новогрудек, а авангард его, состоявший из трех конных Польских полков, в Кореличи. Здесь имели они первую схватку с отрядом Платова, расположенным впереди Мира. Казачьи Генералы Иловайский-5 и Карпов-2 ударили на Поляков и гнали их до Новогрудка. Поздно вечером Платов отступил к Миру и, не доходя до него 5 верст, остановился, чтобы сосредоточить раскомандированные свои полки. Князь Багратион заключил из его донесения, что показавшиеся у Кореличей Поляки должны были иметь за собой большие силы, а потому приказал Платову не трогаться из Мира и удерживать неприятеля. В подкрепление Платову отрядил он Генерал-Адъютанта Васильчикова с тремя полками конницы и двумя пехоты.

Платов устроил засаду. Впереди, к Кореличам, поставил 100 казаков для наблюдения за неприятелем, которого старался заманить ближе к нашему главному отряду. По сторонам дороги, вправо и влево, в скрытых местах засели отборные казаки. Они должны были ударить на неприятеля, когда он пойдет за той сотней, которая стояла впереди и имела приказание, в случае натиска на нее, отступать торопливо. Распоряжения Платова удались в полной мере.

9 Июня три Польских уланских полка, под начальством Турно, впали в засаду, были разбиты, преследуемы 15 верст и потеряли 248 пленных. «Перестрелки с неприятелем не вели, – доносил Платов, – а бросились дружно в дротики и опрокинули его, не дав времени поддерживаться стрельбой. Поляки так упорно сопротивлялись, что пленные были все переранены. Ни один не сдавался, пока не был сбит с лошади». На следующий день дело возобновилось. В подкрепление Турно, Вестфальский Король отрядил кавалерийскую дивизию Рожнецкого. К Платову подошел Васильчиков. Заметя намерение неприятелей атаковать наш арьергард, Платов употребил против них тот же самый маневр, который накануне был столь удачен, и поставил в засаду отряд Васильчикова. Рожнецкий тронулся вперед. Васильчиков пропустил его мимо себя и потом ударил ему во фланг, между тем как Платов атаковал неприятеля с фронта. Завязался жаркий бой, грудь на грудь. Поляки были смяты, опрокинуты. К совершенному поражению их способствовал также неожиданный случай: появление Генерал-Майора Кутейникова, который, возвращаясь с бригадой из дальней командировки, пришел во время дела на поле сражения, в тыл неприятелю, и тотчас пустился в атаку. Рассеянные остатки полков Рожнецкого спаслись бегством, оставив в наших руках много пленных, число коих не выставлено в донесении, на скорую руку писанном. Пока Платов три дня торжествовал над авангардом Вестфальского Короля, 2-я армия отдыхала у Несвижа и потом выступила к Бобруйску. Даву между тем занял Минск, где была ему сделана самая пышная встреча: звонили колокола, гремела музыка на галерее Ратуши; дорогу его усыпали цветами. Именем своего Императора объявил Даву жителям, что «непобедимая армия Наполеона пришла для возвращения Полякам отечества, – и что несметные корпуса ее или покроют Россию своими костями, или Польше будет возвращена самостоятельность и прекратится влияние России на дела Европы»[66]. Наполеон благодарил Даву за успешные его действия и за преграждение пути Князю Багратиону, но был недоволен медленностью Вестфальского Короля и писал ему: «Невозможно маневрировать хуже; вы будете причиной, что Багратион успеет уйти, и я лишусь плода самых искусных соображений, лучшего случая, какой, может быть, более не представится во весь поход»[67]. Справедливо было неудовольствие Наполеона против Вестфальского Короля, но и Государь не оставил Князя Багратиона без замечания за то, что он не успел занять Минска. «Направление ваше сперва на Вилейку, а потом на Минск, – писал к нему Государь, – было сделано в надежде, что, находясь столь часто в походах с славным нашим полководцем Князем Суворовым-Италийским, вы предупредите неприятеля на сих важных пунктах, не столько для того, чтобы совершенно соединиться с 1-й армией, как для поставления 2-й армии на направление, имеющее в тылу центр России, чем действия обеих армий сделались бы удобнее и деятельнее. По рапорту вашему, вы могли быть в Минске 27 Июня; неприятель же занял оный 26-го и по самым достоверным свидетельствам состоял не более как в 6000. Посему, продолжая быстро марш ваш на Минск, вы несомненно вытеснили бы его и, прошед за Минск, по обстоятельствам, либо удерживали сие место, либо могли уже свободно отступать на Борисов, где опять наступление неприятеля могло быть преграждено. Но ныне следует помышлять о будущем, а не о прошедшем».

Пребывание 1-й армии в лагере под Дриссой. – Неудобство лагеря. – Решение оставить лагерь. – Поездка Министра Полиции Балашева к Наполеону. – Отказ Наполеона возвратиться за Неман. – Письма Государя к Графу Салтыкову и Наследному Шведскому Принцу. – Формирование новых войск. – Первая мысль Императора о Народном Ополчении. – Предметы, назначенные к вывозу из Петербурга. – Занятия Наполеона в Вильне. – Грабеж и скудость продовольствия в неприятельской армии. – Варшавский Сейм. – Речь депутатов Сейма. – Комиссия временного правительства в Литве. – Формирование Литовских войск.

До сих пор видно только быстрое отступление обеих Русских армий, которые, в один и тот же день, 26 Июня, пришли: первая к Дриссе, вторая к Несвижу. В начале пребывания наших войск в Дриссе неприятель вовсе не тревожил их и даже не подходил близко к укрепленному лагерю. Главный арьергард наш был спокойно расположен в одном марше от Двины, в виду Мюрата, который, с корпусами Удино, Нея, Монбрена, Нансути и тремя дивизиями Даву, стоял в Замоше и наблюдал разъездами пространство между Друей и Дисной. Он имел повеление не завязывать дела и отступать, если бы последовало на него нападение. На передовых цепях все было смирно; в лагере войска получали изобильное продовольствие, ежедневно винную и мясную порции, а лошади овес. Вечером зори отходили парадно, с музыкой. Солдаты выстроили себе хорошие балаганы. Дни были ясные, ночи прохладные. Наполеон в Вильне готовился к дальнейшему походу; Александр в Дриссе занимался средствами к обороне Государства.

При отступлении из Вильны были уверены, что найдут под Дриссой лагерь надежный, крепкий, но, вступив в него, увидели несколько противное. Редуты по расположению своему недостаточно способствовали взаимной защите. На левом крыле препятствовал огню артиллерии лес, за коим неприятель мог скрывать свои маневры; пространство между редутами и Двиной было не довольно обширно и во время действия могло затруднить передвижения войск. Мостовые укрепления были слишком тесны, профили их и вообще всех укреплений слабы; спуски к четырем мостам, устроенным на Двине, так круты, что орудия и повозки надлежало спускать на руках. Один из лучших инженерных Офицеров тогдашнего времени, Полковник Мишо, приехал в лагерь накануне прибытия Государя и, осмотрев укрепления, решился поднести свое о них мнение Его Величеству. Он просил Генерал-Адъютанта Князя Волконского об исходатайствовании позволения представиться Императору, желая довесть до Высочайшего сведения сделанные им замечания. Выслушав его, Государь поехал обозреть лагерь и, удостоверясь лично в недостатках его, велел позвать Принца Ольденбургского, Графа Аракчеева, Барклая-де-Толли, Князя Волконского и Флигель-Адъютанта Вольцогена, разделявшего военные мнения Генерала Фуля, который предложил построение Дрисского лагеря. В присутствии сих лиц Его Величество приказал Полковнику Мишо повторить свои замечания. Никто ему не противоречил. Убедившись в основательности доводов его, решили оставить лагерь, когда приблизится неприятель, и потом, смотря по его движениям, взять какое-нибудь другое направление для противодействия Наполеону и сближения с Князем Багратионом. Итак, Дрисские укрепления не должны были обагриться кровью, но восьмидневное пребывание в них Императора ознаменовано многими важными мерами, принятыми Его Величеством насчет продолжения войны.