Еще полвека кельты распространялись вдоль Дуная, где встретились с македонцами грозного Александра Двурогого. Вроде бы он (или его полководцы) их отбросил, из-за чего интервенты в лице племени галатов Македонию обогнули и дошли до Босфора, где и расселились. Воспоминанием чего является название константинопольского пригорода Галата.

Но набеги кельтов на Македонию и Грецию не прекратились. Особенно усилились они после того, как где-то здесь, в районе Дуная и Балкан, кельты соприкасаются со скифами. Судя по всему, идиосинкразии между ними не возникло (мы еще увидим, насколько это важное обстоятельство). Ибо достаточно быстро подружились до такой степени, что решили вместе поискать добычи на землях македонцев. Тем более что с последними скифы имели кое-какие разногласия — еще со времен, когда отец Александра Македонского Филипп пытался их покорить. Правда, по словам Помпония Мелы, неудачно —

— некогда два царя, осмелившиеся не покорить Скифию, а только войти в нее, именно — Дарий и Филипп — с трудом нашли путь оттуда.

Была и вторая попытка. По словам еще одного римлянина, Помпея Трога, —

— …Зопирион, оставленный Александром Великим в качестве наместника Понта, полагая, что его признают ленивым, если он не совершит никакого предприятия, собрал 30 тысяч войска и пошел войной на скифов, но был уничтожен со всей армией.

Так что вопросы к македонцам у скифов имелись.

Правда, самих их уже дожевывали сарматы, и сполна насладиться победой они не смогли, когда в 280 х годах до н. э. кельты все-таки прорвали македонскую границу. И в конце концов в 279 году до н. э. сожгли знаменитый храм в Дельфах, по сути, уничтожив душу античной греческой цивилизации.

В силу естественных причин южные народы без большого энтузиазма встречали кельтскую агрессию. Кое-кого удалось потеснить и затем сжиться, как, например, с иллирийцами. Кое с кем удалось наладить взаимовыгодное сотрудничество, как с греками, с охотой бравшими на службу кельтских наемников. А кое-кто пестовал в себе нетолерантные чувства — как римляне, сполна свою мстительность затем удовлетворившие.

Но в любом случае земли тут были заселены плотно, и втиснуться новому народу было затруднительно. И для эффективной экспансии имелось только северное направление.

Вскоре на территории нынешней Чехии расселяются бойи, из-за чего здешняя земля получает название Богемия.

Другие племена «садятся» вокруг нынешнего Белграда, тогда Сингидуна, и Вены, тогда Виндобона.

В это же время кельты достигают Карпат, и к середине III века до н. э. они добираются до Польши и Северной Германии, где снова встречаются с германцами, представителями достоверно германской ясторфской культуры. Это север Германии около Дании и сама Дания, тогда Ютландия.

Круг замкнулся.

Культуру кельтов интересного нам времени называют латенской.

По соседству с нею, на территории нынешней Польши, доживала свой срок лужицкая культура. О том, кого она представляла этнически, ученые, как говорится, спорят. Считается, что была она близка к иллирийцам, к ранним италикам и тем же ранним кельтам. В общем, обычная в те времена смесь родов, которые лишь впоследствии будут образовывать сперва племена, а затем и этносы.

Во всяком случае, считается, что генетически она была продолжением тшинецкой культуры, а та, в свою очередь, — культуры боевых топоров. Да, той самой, «нашей» же, что когда-то оторвалась от общего индоевропейского массива и отправилась завоевывать Европу. Так что генетическая преемственность тут, можно убедиться, не только с точки зрения археологической, культурной, но и в самом прямом смысле — R1a.

Копья. Латенская культура

Но нам здесь интересно другое: что именно в рамках этой культуры достоверно известное название племени венетов (от которых нынешняя Венеция) могло быть унесено на север, где мы впоследствии будем постоянно встречать неких венедов — очень интересных людей для темы славянского этногенеза. Собственно, ничего невозможного в такой миграции нет, коли уж лужицкая культура и представляла собою что-то вроде коридора для средиземноморского мира к Балтике. Особенно если вспомнить, что столь ценимый в нем янтарь как раз и приходил на юг по маршруту, лужицкой культурой по меньшей мере контролируемому…

Керамика. Лужицкая культура

Но к III веку до н. э. кельты стали проникать и сюда. Под их ударами лужицкая культура гибнет. И тогда на юго-восточной границе ясторфской культуры, в верховьях Эльбы, появляются смешанные кельто-ясторфские памятники так называемой подмокельской группы. А в глубинку «Ясторфии» начинают проникать латенские, то есть кельтские импорты.

Соответственно, начинается движение. Кто-то тянется к импортам, кто-то — к импортерам. Постепенно складывается новый узор в историческом калейдоскопе. На ясторфской периферии, на лужицком теле, на кельтской культуре вырастают латенизированные германские общности — пшеворская, оксывская и зарубинецкая.

А может, и не германские. Ясторфская периферия — не обязательно германцы. Ведь в пограничье всегда есть возможность для смешения населения и образования, таким образом, новых этносов.

Каких?

Имеется одно очень тонкое наблюдение:

когда в середине I в. до н. э. началось расселение предков исторических германцев из ядра ясторфской культуры в междуречье Эльбы и Одера, племена, близкие им и втянутые в орбиту их действий, стали германцами, группы же, оказавшиеся в стороне и втянутые в орбиту других народов, стали другими народами.

Вот взять, к примеру, оксывцев. Покорили они племена поморской культуры, взаимно оттолкнулись с пшеворской, сдвинувшись к северу, — и вот уже пошел этногенез одних народов. Например, ругов. А часть пшеворцев после столкновения отправилась к югу — и вырисовываются скоро германские племена вандалов и бургундов. А еще одна часть осталась на месте, принимала и отдавала этнические импульсы в окружении балктов — и вот становится венедами.

Римские авторы, кажется, подтверждают это. На пшеворскую территорию они помещают лугиев. Это германское племя, которое активно участвовало в Маркоманнских войнах. Но это было позже, в 166–180 годах уже новой эры. Выходцами из пшеворской культуры считаются также вандалы, бургунды и… венеды! Новое ли они население, переработанные ли в новых культурных общностях иллирийские венеты — не так важно. Важно, что этнонимы эти не только похожи, но и всегда путались древними авторами. А значит, некая самоидентификация новых венедов со старыми венетами могла, а в условиях жесткого тогдашнего почитания предков и должна была, сохраняться.

Возможно, с этим обстоятельством и связаны глухие отзвуки русской идентичности с вандалами, как оно отразилось в — спорной, правда, — Иоакимовской летописи: