Он произнес эти слова так сухо и бесстрастно, что она закрыла глаза, пытаясь унять возникшую боль.

– Ты уже поняла, что я тебе предлагаю?

– Нет.

– Ладно. Я предлагаю тебе связь безо всяких условий и вопросов. И без воспоминаний.

– Связь без всякого прошлого?

– Можешь и так называть.

И без будущего, подумала она. Но что у меня есть сейчас? И что у меня было эти шесть лет?

Она притянула его голову к себе, и они упали на подушки, и теперь его поцелуй был глубже, требовательнее, ненасытнее, а прижатое к ней тело пульсировало той же страстью, что сотрясала и ее.

Когда его губы скользнули по нежному изгибу ее шеи, она застонала и, выгнув спину, закрыла глаза.

Неужели это возмездие, думала она, за ее невольный проступок? За то, что она когда-то совершила, не предполагая, какие страшные последствия принесет ее обман?

Он расстегнул пуговицы, сбросил рубашку с ее обнаженной груди и чуть приподнялся, чтобы обвести ее взглядом.

Кэтрин зачарованно смотрела, как он встал с кровати, снял рубашку с себя, потом избавился от остальной одежды. Она не могла оторвать глаз от широкого разворота плеч и мощного, мускулистого торса, сужающегося к возбужденному средоточию его мужского естества.

Одним легким, неуловимым движением она сдвинулась к краю кровати, и ее губы инстинктивно нашли этот пульсирующий, жаркий центр его желания.

Она столько лет жила в темной, мрачной комнате, думала Кэтрин, не жила, а просто отсчитывала уходящие дни, но вот в комнату проникли солнечные лучи, и ее затопила радость возвращения к жизни.

Страсть рвалась из нее частым дыханием, ее пальцы с нежностью пробегали по его талии, бедрам, ногам, а губы двигались все в том же ровном зажигающем ритме.

Потом она снова откинулась на спину, пылко прильнув к нему всем телом, и не сдержала крика, когда его губы прошлись по ее груди и втянули сосок с такой жадностью, что она задрожала от ответной страсти.

Он накрыл ладонью полукружье другой груди, зажал между пальцев сосок, теребя и лаская набухший кончик.

После Доминика никто не дотрагивался до нее, ее тело застыло, как будто его положили в морозильник, а сейчас в нем начинал бушевать огонь.

Бедра ее раскрылись, и от глубокого резкого вздоха все тело вздрогнуло, а он прочертил языком влажную дорожку к животу и вниз, к источнику ее мучительной жажды удовлетворения.

Скользнув языком в излучающую страсть сердцевину, он поднял голову лишь на мгновение, чтобы хрипло попросить:

– Подожди меня.

И снова продолжил свою сладкую пытку. Она извивалась под его ненасытным языком, а когда мука стала для нее невыносимой, он приподнялся и вошел в нее глубокими, мощными толчками, переполнившими ее таким восторгом, что она едва не завизжала.

Пальцы ее напряглись и с силой вонзились ему в спину и наконец обмякли, когда крещендо их любви достигло своего ослепляющего финала.

Но они еще долго тяжело дышали, не открывая глаз и прижимаясь друг к другу.

Сейчас должна была бы возникнуть неловкость, думала Кэтрин, но ей казалось настолько естественным лежать рядом с ним в постели, что она тихонько удовлетворенно вздохнула и повернула к нему на подушке лицо.

– Еще одно заблуждение детства разлетелось в пух и прах, – с кривоватой усмешкой сказал он.

– Какое?

– Что учителя никогда не занимаются любовью.

Кэтрин тихо рассмеялась.

– А младенцев им любезно приносит аист?

– Ну, этот момент как-то ускользал от детского сознания.

Он прижал ее к себе, и она обвила его ноги своими, ощущая тепло его тела и понимая, что оно ей нужно как воздух. Без него, ей казалось, она просто умрет.

И что же дальше? – хотелось ей спросить. Куда нас это заведет? Но все ответы ей и так были известны. Он хотел спать с ней, и стоит ей возмечтать о большем, стоит лишь на это намекнуть – он тут же даст задний ход.

Впрочем, в любом случае вопросы ей только повредят. У нее появилась возможность урвать частичку его, урвать частичку того, что ей так необходимо. Надо принимать это спокойно и небрежно, как взрослый человек, не обнажая себя, не выдавая своих истинных чувств.

Когда все закончится – а это непременно закончится, – она по крайней мере сможет пожать ему руку с улыбкой на лице. Разве не таковы правила изощренной сексуальной игры? Правила, которым предписано следовать, законы, которые не рекомендуется преступать, сюжеты, которые втиснуты в определенные границы.

– Мне нужно в школу, – сказала она. – Если мы сейчас выедем, то я еще успею к обеду, только переоденусь во что-то более подходящее.

– У тебя были другие мужчины?

– Завтра рождественский спектакль. Сегодня день великого столпотворения. Сутки до рождественского спектакля и двое до каникул.

– Скажи.

Она взглянула на точеный профиль и ответила:

– Нет.

Доминик изменил позу и смотрел на нее, даря ее проникновенным светом зеленых глаз.

– Почему?

Кэтрин почувствовала, как ее щеки медленно заливает краска.

– Как тебе сказать, – сделала она попытку легко и непринужденно выйти из положения, – я ведь не самая притягательная чаровница в мире, да и не так легко найти себе партнера, если все твои друзья удачно женаты.

– Вчера ты выглядела чертовски сексуально, – хрипло признался он.

– Ну, я, как правило, не надеваю вместо блузок комбинации, – отозвалась она и сконфуженно замолчала. Это, конечно, правда, думала Кэтрин, но нельзя не признать, что никакой неловкости я не испытывала. Рядом с ним ей всегда казалось естественным совершать поступки и носить вещи, совершенно непривычные для нее в обычных обстоятельствах. Просто загадка какая-то! Кэтрин размышляла над ней, но желанный ответ всегда ускользал.

– А что, Дэвид не удостоился чести? – Его тон был таким же легким и непринужденным, как и ее, но в его глазах она увидела напряженный интерес – и почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Кэтрин задушила в себе это ощущение. У нее может возникнуть множество иллюзий, и иллюзия номер один касается его ревности к ее прошлым связям.

– Всерьез этот вопрос никогда не вставал. Полагаю, мы оба знали, до каких пределов можем дойти, и понимали, что поставим под угрозу свою дружбу, если переступим эти пределы.

– Меня радует, что он способен проявлять маломальское здравомыслие. Есть надежда, что его связь с моей сестрой не так опасна, как я поначалу думал.

Он рассеянно протянул руку, обжег лаской ее грудь, и Кэтрин, почувствовав, как ее тело снова пробуждается к жизни, сказала: