* * *

Серо-грустный кроха-мамонт,

Ну зачем ты лез в ледник?

Что ж не слушал папу с мамой,

Любопытный баловник?

Ты, привыкнув к жизни южной,

Был весёлый и чудной,

Но нагрянул холод вьюжный,

Схоронил всё под собой.

И теперь вот плачешь грудой

Ты в гробнице ледовой…

Раскопают тебя люди

И промолвят: «Вот смешной».

10.05.11

Взгляд в окно – и уже не дышал…

Ну куда, ну куда вы собрались?

И на сказочно-сказочный бал

Так принцессы не наряжались.

Не слепите меня белизной

Всей рассыпчатости шестиугольной.

Не стелите ковры предо мной,

Не выстраивайтесь белоствольно.

Ох, боюсь навредить, растоптать,

Удивлением заворожённый,

Не ходить хочу, – а летать

Между веточками, заснежённый.

Час назад ещё всё чернело,

Подагрически небу молясь,

И снежинками вьюга вертела,

И пространства не видел глаз.

Вдруг затихло… Как будто вспомнив,

Что сегодня не карнавал,

А невиданный, чудо Господне,

Белизны торжествующий бал.

Легконравность снежинок-малышек

Мне напомнила кроху одну,

Что кружится без передышек

И спадает снежинкой ко сну.

О, прошу вас, не исчезайте,

Не срывайте с ветвей чистоту,

Не растайте и не бросайте

В безысходную черноту.

10.05.11

Оброс деревьев камертон

(С весны, видать, не брился),

И облаков клочкастый сон

На небе воцарился.

Коту треногому в укор

Ворон каркарет стая:

«В грязи вращается! Позор-р-р!

Нам размышлять ме-р-р-шает!».

Качельки грустные скрипят,

Под ветерком вздыхая,

Сидушки красные блестят,

О попочках мечтая,

И разноцветный лабиринт

Запутался в пространстве…

Благословенен детства крик

Со счастьем хулиганства.

Невозвратимое. Оно —

Опутывает лаской.

Давным-давно, давным-давно

И я плескался в сказке.

Здесь притаившись, оробев,

На краешке скамейки,

Я слушаю его напев

Сквозь жизнь свою, копейку.

20.05.11

Послесловие к первой и второй частям

Текут мгновения, мелькают дни…

Я кое-что стал понимать… Хорошо, когда есть внучата: можно молодеть, играясь с ними, можно сидеть под нежарким солнцем в парке и всей четвёркой наблюдать за суетящимся муравьём. Просто наблюдать. Не мешая ему. И витать рядом с этой малышнёй, подобно душе-хранительнице.

В конечном счёте, не так уж важно, что, перестав страдать, я разучился сочинять стихи: это совсем небольшая плата за титулсабы-дедушки.

Предисловие к третьей части

С тех пор, как вышли в свет первая и вторая части книги «НИЧ НИДНИБАЙ» не прошло совсем времени, но это творение уже почти было приобрело широкую известность во всём мире и чуть не разошлось миллиардными тиражами. Оно чуть не было награждено Нобелевской и Пулитцеровской премиями и почти переведено практически на языки всех народов планеты Земля, включая древнеегипетский язык и язык этрусков. Не состоялся его почти перевод только на язык одного африканского племени, мудрецы которого вполне резонно возражали, что если бы всё происходило так, как описано в книге, то что стало бы с одиннадцатью носорогами, поддерживающими Землю. На это справедливое замечание, я смог только ответить, что никакая модель не может полностью описать Мироздание. С этой точкой зрения полностью согласились и мои внучата.

Я это всё к чему?.. Ах, да! В результате такого ужасающего чуть ли не успеха, я стал почти получать немыслимое количество писем с мольбой разъяснить, на что, в конечном итоге, намекает книга. Поэтому-то я и решил чуть ли не побыстрей начертать продолжение… Что уж тут поделаешь, если всё человечество чуть ли не мокрое от слёз чуть ли не валяется у меня в ногах…

1

Крупнейшими событиями текущей недели стали поливание прохожих водой с крыши дома триумвиратом ЭТИ под моим мудрым руководством, поедание четырёх пицц и жевание детских жвачек этим же коллективом.

2

Спать было невозможно. Внезапно налетевший пыльный горячий ветер завывал во всех щелях и дребезжал ставнями окон. Луций лежал совершенно голый, пил вино и обливался потом. Врейка, с которой он в обед начал пить вино, уже давно спала на другом ложе животом вниз, измученная любовными играми. Часть её длинных чёрных волос свешивалась с ложа. В темноте они казались змеями.

По ленивому мозгу Луция ползли, переваливаясь с боку на бок, разные мысли.

– Ну и хитрецы же они… Как префект ни хитёр, а эти перехитрили: согласились на своих условиях… Наместник в Сирии доволен… Он, видите ли, их уважает… Ну и хитрецы эти паршивые вреи… Выслать его и ближайших к нему и только… Не хотят делать из него мученика-пророка, из-за которого, того и гляди, мятеж может вспыхнуть… Просто убирают подальше, чтобы не мешал… Теперь префект Удеи ломает себе голову, куда выселить такую кучу людей. Даже ближайших к нему не менее тысячи… Префект преторианцев будет злиться… Ну и хитрецы… А говорит он хорошо, этот hАшуа… Даже меня проняло… Люби ближнего… Не кради… Не убей… Не прелюбодействуй… Ха! Он уже не помнит, со сколькими местными переспал… Эти врейки так же сластолюбивы, как и римлянки… И замужние и незамужние…

Тело, владеющее Луцием, рыгнуло, надело сандалии и, как было, голое, вышло в перистильный дворик, окаймлённый изящной колоннадой. Дворик был лыс. Лишь два кипариса росли в нём, повторяя под ветром форму пыльного месяца, висевшего в восточной части небес и беседовавшего с таким же пропыленным Юпитером.

Ветер резанул тело песком, однако немного охладил его. Мысли Луция перескочили на богов.

Юпитер был ему понятней. Он был, как император, только намного могущественней и со всеми человеческими недостатками. А этот новый бог, о котором говорил hАшуа… Уж слишком святой…