А что Полина? Про эволюцию ее отношений к Тургеневу можно только догадываться. Она не была свободна, муж, Луи Виардо, бывший на 20 лет ее старше, возглавлял Итальянскую оперу в Париже. В семье росло четверо детей, три дочери и сын Поль.

Любила ли Виардо мужа? Судя по одному из ее откровенных писем к другу, нет; но уважала, ценила его безмерную преданность, не покидала, хотя имела за свою жизнь несколько именитых поклонников, художников, музыкантов, пылавших к ней страстью…

Было ли чувство Тургенева безответным? В «Мемориале», пунктирно освещающем историю их знакомства в течение первых десяти лет, читаем запись за 1845 год.: «19/31 декабря Templario[169] — первый поцелуй…»[170] [171]. Со дня их первой встречи прошло 2 года. Тургенев все еще никто в социальном плане — ни богач, ни известный писатель, — он просто «бедный влюбленный», следующий по пятам за чужой женой…

Еще через четыре года (со дня встречи прошло почти 6 лет!) короткая запись: «14/26 июня я в первый раз с П»ш.

Все то лето Тургенев провел в Куртавнеле, загородном доме Виардо в пятидесяти километрах от Парижа. Он по-прежнему без денег, в ссоре с матерью (из-за Полины), он всего лишь автор нескольких комедий и «охотничьих» рассказов, напечатанных в «Современнике». Полина Виардо в это время — известнейшая певица, гастролирующая по всей Европе, в ее доме собираются прославленные музыканты, писатели и художники. «Удельный вес» Тургенева и Полины Виардо в эти годы разный; то, что певица ответила на его чувство, говорит о многом…

Любовь Тургенева не была всецело платонической, как иногда пытаются ее представить. Но нельзя не обратить внимание на одну выделенную курсивом запись в том же Мемориале за 1845 год: Сразу за строчкой: «Поездка в Пиренеи» следует: «Самое счастливое время моей жизни». Мы ничего не знаем об этой поездке. Знаем только, что Тургенев проводил Василия Боткина до испанской границы, а на обратном пути посетил Пиренеи. Было это в июле-августе 1845 года. В Петербург Тургенев вернулся в середине ноября. Чем были заполнены несколько месяцев «пиренейского» путешествия? Пиренеи — это франко-испанская граница, а Испания — родина Полины Гарсиа Виардо. Приходит в голову, что «отсутствие описаний»[172] этого «самого счастливого времени жизни» Тургенева не случайно. Хотя Полины не было с ним во время путешествия по Пиренеям «во плоти», над влюбленным путешественником явно витал «дух» его возлюбленной…

Мне представляется знаменательным, что «самое счастливое время» Тургенева предшествовало тому, что случилось в Куртавнеле летом 1849 года.

Путь Некрасова к «завоеванию» мужней жены Авдотьи Яковлевны Панаевой был не менее сложен и долог. Гордая красавица, жена записного «хлыща», писателя Ивана Панаева, хозяйка литературного салона… Что могло ее привлечь к этому рано состарившемуся ровеснику (была она старше его на год или два), разве такие увлекают женщин? Похоже, что свою бывшую вполне безнадежной ситуацию запечатлел он в одном из стихотворений:

Ах ты страсть роковая, бесплодная,

Отвяжись, не тумань головы!

Осмеет нас красавица модная,

Вкруг нее увиваются львы.

(«Застенчивость», 1852 или 1853)

Так и видишь ссутулившегося в углу человека, впившегося вглядом в красавицу-хозяйку, окруженную уверенными в себе, бойкими литераторами.

Ко времени их встречи (1842 год) Панаева три года как замужем, но брак ее вызывает толки. Муж, Иван Иванович Панаев, человек крайне легкомысленный: женившись на первой красавице Петербурга (ходили слухи, что женился на спор), ведет себя вполне свободно, словно и не женат. Минимум пять лет Панаева не обращала внимания на влюбленного Некрасова, отвергала его мольбы.

И, однако, в конце концов «роковая» страсть Некрасова, которую он хотел, но не мог побороть[173], находит отклик.

Как долго ты была сурова,

Как ты хотела верить мне,

И как не верила, и колебалась снова,

И как поверила вполне!

(Счастливый день!

Его я отличаю

В семье обыкновенных дней…)

(«Да, наша жизнь текла мятежно», апрель-сентябрь 1850)

Как кажется, на «решение» Панаевой повлияли не только пренебрежение мужа и исключительной силы натиск Некрасова; их союз создавался в период второго рождения журнала «Современник», выкупленного Некрасовым и Панаевым у Плетнева и начавшего новую жизнь в январе 1847 года. Именно к этому времени, как мне кажется, Авдотья Яковлевна «созрела» для ухода к Некрасову, этот шаг открывал ей дорогу не только к обновлению жизни, но и к писательству, сделав автором — на прояжении многих лет — лучшего журнала той эпохи некрасовского «Современника»[174].

А теперь поменяем оптику и посмотрим, как отразились некоторые моменты любовной истории наших героев в их переписке.

В одном из писем 1858 года, отправленном из Вены, Тургенев с едкой горечью объединяет себя и Некрасова в одну группу: «Мне жалко, что о себе ты даешь известия плохие; скверные наши годы, скверное наше положение (во многом, как ты знаешь, сходное)»[175]. Это понимание общности жизненной ситуации проходит через всю переписку Тургенева-Некрасова с момента начала их сотрудничества в «Современнике», то есть с 1847 года.

Некрасов, будучи на три года младше Тургенева, был намного его умудреннее, опытнее в преодолении жизненных невзгод и в практических делах. Тургенев мог ему казаться этаким мальчиком-барчуком, литературным дилетантом, пописывающим себе в удовольствие, в то время как он, Некрасов, озабочен выживанием журнала (а незадолго до того — собственным физическим выживанием). В письме от 11 декабря 1847 года эта позиция хорошо видна: