Те, что боролись в окровавленном песке, застыли, словно чья-то рука неожиданно вырвала их из тисков злобы и гнева. Совокупляющиеся тела замедлили свои содрогания. Посреди шатра Нотон увидел Мусаллима с револьвером в руке. Их взгляды встретились.

Нотон дрожал от ярости и смятения. Его руки и грудь были горячими и липкими от пота, он смутно сознавал, что прокусил нижнюю губу. Его лихорадило, ноги подкашивались. Когда его ноздрей коснулся сладковатый запах крови, он выронил нож и, как раненый зверь, уткнулся лицом в песок.

Он перерезал горло ребенку.

Нотон вскрикнул, оттолкнул от себя обмякшее тельце и стал отползать в сторону. Открытые глаза мальчика над чудовищно искромсанным горлом незряче смотрели на Нотона, рана походила на смеющийся окровавленный рот. Нотон переползал через людей, которые старались дотронуться до него, вцепиться ему в мгновенно осунувшееся лицо, оторвать лоскуток от лохмотьев рубашки. Он прятал лицо, ежился от легких, любовных прикосновений неугомонных рук.

Вдруг шум возобновился с новой силой — выкрикивали имя. Нотону показалось, что он замурован в склепе со стенами из живой плоти. Он протянул руку и коснулся обнаженного женского бедра. Женщина жадно присосалась к его губам. Вокруг воздевали руки, Ваал Ваал Ваал кружило над головой. Нотон вздохнул — это было дыхание Ваала. Стиснул скользкую плоть — это была плоть Ваала. Впился в кривящийся рот — это был рот Ваала.

Глаза Нотону заливал пот, все плыло, туманилось, как во сне. Его вдруг обуял восторг, он чувствовал, что свободен, что его ласкает женщина или женщины, каких он прежде никогда не встречал. Запах крови лишь обострял чувственное восприятие. Нотон рванул с себя остатки рубашки, движимый внезапным желанием избавиться от них, и женщина впилась зубами ему в живот, как тигрица. Голоса вокруг достигли недосягаемых высот, и Нотон отдался во власть безумия. Имя билось внутри его. Он еще не заговорил, а оно уже заполнило его рот. И Нотон сказал: «Ваал».

Сквозь плавающий в глазах туман он различил каких-то людей, ходивших среди паломников. Одного он как будто бы узнал, но не мог припомнить, где его видел. Охваченная неистовством толпа испустила истошный многоголосый крик. Нотон хотел встать, но он был слишком слаб и, понурив голову, опустился на прежнее место. Потом кто-то взял его за плечо и настойчиво потянул вверх. Рука была цепкая, сильная, ногти больно впивались в тело. Нотон попытался рассмотреть, кто это, и не смог; неизвестный возвышался над ним, словно изваяние с гигантскими гениталиями.

Лба Нотона коснулся палец.

Американцу показалось, что по его телу пробежал слабый электрический разряд, и он открыл рот, чтобы вскрикнуть в сладкой муке: его кровь обратилась в жидкий огонь. Тогда незнакомец отпустил его и исчез в толчее.

Нотон пошатнулся, но кто-то, подошедший сбоку, поддержал его. Молодой человек огляделся и с трудом различил сквозь дымку усталое, но спокойное и безмятежное лицо Мусаллима. Грудь богатого кувейтца была исцарапана, бурнус исчез. Нотон моргнул. На лбу у Мусаллима, точно между глаз, краснела какая-то отметина. Пятно? Нет, поправил себя Нотон, не пятно. Не пятно. След пальца.

Когда он протянул руку, чтобы дотронуться до алой метки, колени у него подломились.

Собирая чемоданы, Вирга наткнулся на относительно свежий номер «Тайм». Журнал пришел по почте несколько дней назад, и профессор еще тогда прочел его от корки до корки, основное внимание обратив на интересную для себя статью. Сейчас он взял журнал и по застланному серым ковром коридору отправился в кабинет. Он включил свет и сел за письменный стол, чтобы перечитать статью: за последние несколько дней она наполнилась новым, неожиданным и важным смыслом.

Статья, опубликованная в разделе «Религия», начиналась двумя словами, набранными жирным журнальным шрифтом: «ЭТО МЕССИЯ?» Здесь же помещалась фотография: оборванные мужчины и женщины у костра, бурно жестикулируя, неприветливо смотрели в объектив. На другом снимке, очень зернистом из-за большого увеличения, на балконе настоящего дворца с башенками кто-то стоял. Подпись гласила: «Ваал».

Вирга взял со стола трубку и задумчиво раскурил ее. В статье воссоздавалась обрывочная картина неслыханного наплыва паломников в Кувейт. Толпы людей прибывали в страну и собирались у святилища, возведенного в пустыне. Было очевидно, что автор статьи имел доступ к информации только из вторых рук, ввиду чего философия движения «ваализма» оставалась неясной, упоминалось только, что «ваализм» стремится возродить власть индивида. Но ключевая фигура, таинственный субъект, именующий себя Ваалом, никому не давал интервью и не делал никаких официальных заявлений. «Само присутствие этого человека, которого многие признают Мухаммедом, избранным, мессией», — говорилось в статье, — «поставило город Кувейт и окрестные деревни на грань религиозной истерии». Вирга закрыл журнал и отодвинул его на середину стола.

Некоторое время он сидел неподвижно. Безусловно, это безумец, взявший себе имя древнего ханаанского бога плотской любви и жертвоприношений. Но зачем? С какой целью? Принадлежностью культа Ваала, существовавшего еще за полторы тысячи лет до возникновения христианства, были фантастически омерзительные оргии, принесение в жертву детей и превращение храма в обитель блуда и содомии. Вирге не верилось, что человек в здравом уме может отождествлять себя с тем, кого Иегова изгнал из Хананеи. Под властью Ваала, первоначально — бога плодородия, Ханаанская земля превратилась в огромный публичный дом, в царство жестокости; Вирга помнил, как потрясли современный мир омерзительные находки, сделанные археологами на раскопках разрушенных ханаанских городов Асора и Мегиддона, — скелеты младенцев, втиснутые в грубо вылепленные земляные сосуды для ритуальных похорон, идолы с лицами воинов и непомерно огромными чреслами… Имя «Ваал» всплывало и в иных местах, в иные времена: примерно за три тысячи лет до нашей эры он был «богом грома» у аморитов; в шестнадцатом веке, давным-давно утратив расположение Иеговы, он предпочел связать свою судьбу с темными силами — демонолог Жан Вье описывал его как «демона о трех головах, кошачьей, жабьей и человечьей, коему подвластны все прочие демоны».

И этого-то человека, этого «Ваала» отправился искать Нотон.

Однажды днем Вирге в университет позвонила Джудит Нотон.

— Я хотела узнать, — ровным голосом спросила она, — не было ли за последнюю неделю вестей от Дональда?

— Нет, — ответил Вирга. — Я полагал, он уже вернулся. Нет?

— Нет.

Вирга подождал, не скажет ли Джудит еще что-нибудь. Миссис Нотон молчала, и он неловко сказал:

— Что ж, возможно, он с головой ушел в свой проект. Вы же знаете, иногда в процессе работы так называемые «ученые мужи» ведут себя точно малые дети. Мы полностью утрачиваем чувство времени. Кстати, кажется, на прошлой неделе у Тимми был день рождения? Сколько же ему сейчас? Семь?

— Да. Семь. Дональд перед отъездом купил ему подарок.

— А-а. Честно говоря, я полагал к этому времени узнать от Дональда несколько больше. Я получил от него два или три письма с общей информацией о том, как подвигаются его дела, но последнее пришло три недели назад, и с тех пор — ничего. Признаться, он мне очень нужен: пора составлять учебный план на следующий семестр, и я хотел бы получить определенное представление о том материале, который собирается давать студентам Дональд. Неизвестно, когда он вернется?