Так пролетели летние ночи, и только когда мы стали признанными членами общества, желанными гостями любого праздника, когда наше отсутствие не проходило незамеченным, – только тогда мы стали брать деньги в долг. Охотно подписывали долговые письма – тем самым пером и на том самом столе, на котором я пишу тебе сейчас. И удивительно – ни один из наших вновь обретенных друзей не выказывал ни малейшего сомнения! Для них деньги не имели никакой цены, и мне даже иной раз казалось, что чем больше мы брали взаймы, тем выше они ценили наше общество. По вечерам мы вываливали содержимое кошельков на матрас и с удивлением замечали, что наши двадцать четыре риксдалера превратились в тридцать, потом в сорок, потом удвоились. Мы исправно записывали наши долги, и часть дневной добычи шла на уплату долгов предыдущим кредиторам. Доверие к нам, как ни странно, росло с каждой неделей, и, если кто-то сомневался, достаточно было махнуть кому-то рукой за поручительством.

– Дорогой Кристофер Бликс, мой любимый брат и неоценимый компаньон, – торжественно сказал Рикард Сильван, когда мы вернулись с прогулки по залитой солнцем Корабельной набережной. – Скажи мне, друг мой, слышал ли ты когда-нибудь о ломбере?

– Как не слышать, слышал, – отвечал я. – Карточная игра, да? Вроде фараона?

– И да, и нет. Фараон – игра, где победителя выбирает случай. В ломбере решает искусство. Госпожа Фортуна молчит и с завистью смотрит на победителей.

– Когда ты успел увлечься азартными играми?

Я лежал на матрасе и наслаждался теплом, как дворовый кот.

Нынче многие господа одержимы ломбером, рассказал Сильван. Каждый вечер крупные суммы перекочевывают из одного кармана в другой. В салоны, где проходит игра, полиция даже не подумает сунуться.

Я тут же сказал, что у меня нет никакого желания рисковать нашими деньгами, поскольку опасность проигрыша намного превышает шансы на выигрыш.

– Не торопись, Кристофер, ты не дал мне договорить. Есть разные виды ломбера. Я встретил Блока в Лугордене – ты помнишь его, я вас познакомил на той неделе в опере? Или не помнишь? Неважно… Он рассказал про званые вечера, которые дает его друг, Карстен Викаре. Карстен приглашает заезжих купцов. У него три главных условия: гость должен быть богат, доверчив и испытывать слабость к спиртуозам. За столом играют пять человек, четверо из них в сговоре между собой и называют пятого «кроликом». Подразумевается, конечно, что сами они – охотничьи псы. Договариваются без слов, в ход идут условные жесты и знаки. Заговорщики делят выигрыш поровну, за исключением хозяина: тот получает двойную долю.

– И дальше?

– Кристофер, слушай внимательно: одно место за столиком освободилось, и Карстен предложил его мне. Риска почти нет: он заверил меня, что, хоть я и новичок, моего понимания игры вполне достаточно. Если «кролик» достаточно жирный, у нас есть шанс удвоить состояние за одну ночь. Двести риксдалеров!

У меня в животе будто шмели завозились. Я вскочил так быстро, что даже закружилась голова. Достал бутылку вина, два бокала, налил их до краев, и мы чокнулись со звоном.

– За Сильвана и Бликса! – воскликнул я. – Молодых и красивых, а в скором времени и богатых Сильвана и Бликса.

– За Бликса, Сильвана и за две сотни риксдалеров! – засмеялся Рикард. – А то и побольше.

В тот же вечер мы купили колоду карт и разыгрывали партию за партией, время от времени заглядывая в листок с правилами, полученный Рикардом от Карла Густава Блока. Мы не отходили от стола, пока не настала пора вечернего променада. Игра не показалась мне чересчур уж трудной. Каждому сдают по восемь карт, и начинается торговля: кто из игроков рассчитывает взять на этой сдаче наибольшее количество взяток. Тот, кто выиграл торговлю, назначает козыря.

– Как и в жизни, – философически заключил Рикард и опустошил свой бокал.

Вечером в четверг мы привели себя в порядок. Попудрили волосы, повязали новые галстуки. Почистили камзолы, особенно воротники и лацканы: не дай бог волосок прилип или чешуйка перхоти. Критически осмотрели друг друга и достали из матраса все наше состояние. Игроки должны были собраться в семь часов, в заказанной Карстеном Вика-ре задней комнате ресторана «Терра Нова» в Вилочном переулке. Когда-то этот кабачок был открыт для всех желающих, а теперь – только для моряков и постоянных гостей.

Без четверти семь мы вышли в переулок. День выдался очень жаркий, над мостовой дрожало призрачное марево. Мы то и дело оглядывались – не давало покоя содержимое кошеля Сильвана. А вдруг из-за угла выскочит разбойник, и мы лишимся всего нашего капитала? А ему наверняка хватит на всю жизнь. У разбойников жизнь недолгая.

Но страхи оказались напрасными. Блок представил нас Карстену и не удержался – заговорщически подмигнул в сторону «кролика» – средних лет немца в дорогом камзоле и со свисающей из жилетного кармана толстой золотой цепью.

Всем предложили вина, а потом беспрерывно кланяющаяся служанка пригласила пройти в заднюю комнату. Не успел я переступить порог, в мою грудь уперлась рука Карла Густава Блока.

Он покачал головой:

– Попрошу вас… Только игроки. Можем спугнуть дичь: вдруг он подумает, что кто-то из-за спины заглядывает в его карты.

Я переглянулся с Рикардом, он уже занял указанное ему место за ломберным столиком.

– Все хорошо, Кристофер. Подожди меня в кабачке «Заползай!», как закончим – сразу приду.

Что мне оставалось делать? Я пожелал господам хорошей игры и повернулся на каблуках.

В трактире «Заползай!» напротив банка веселье было в самом разгаре. Толстый дядька с малиновым носом водил красным смычком по струнам видавшей виды виолончели, а ему вторил лысый напарник на деревянной флейте. Должен признаться: ансамбль превосходный. Я присел за столик и понял, что вовсе не тоскую в одиночестве. Музыка – вот что мне было нужно. Подошел к трактирщику, дал ему двенадцать шиллингов и попросил служанку наполнять кувшин данцигером, как только она приметит, что пиво кончается.

Мною завладело странное настроение. Обычно, когда я выпью, радость переполняет меня до краев, голова кружится, словно в бесконечном вальсе. Но не в этот раз. В этот раз было по-иному. Наверное, все из-за той изуродованной болезнью печени в животе покойника, которую показал мне профессор Хагстрём. Я стал внимательно приглядываться к моим собутыльником, к женщинам и мужчинам. Похотливый ненатуральный смех, желтые зубы, серые рыхлые лица. В зеркале на стене я увидел и собственное отражение. Нет, я еще молод, белая кожа, тонкие, красивые пальцы. Я на них не похож, подумал я, но в ту же секунду меня поразила отменно неприятная мысль: да, пока не похож. Пока. Но буду похож. Никакое заклятье не защитит меня от медленного разложения плоти. И нос станет похожим на гроздь красного винограда, и брюхо вырастет, и разрушится печень, как у того бедняги.

И тут я дал себе слово: я такого не допущу. Возьму свою половину, сто риксдалеров, и потрачу их с умом. Верну Хагстрёму его двадцать риксдалеров, найму учителя французского языка, прочитаю учебник по хирургии. При экономной жизни на год хватит, и на крышу над головой, и на пропитание. И даже можно будет иной раз угостить моих товарищей, тех, кто вместе со мной будет осваивать неоценимое наследие Линнея, Шелле и ныне живущего великого старика Акреля.