Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестра не была такой большой поклонницей «Стейдж Дайв», как я. Однако вряд ли ее миновала участь фанатки.
Как я и думала, Лиззи завизжала как сумасшедшая. Мы с Мэлом вздрогнули.
– О боже, Энн в тебя влюблена! У нее в спальне была целая стена, посвященная тебе.
Нет! Черт, как я могла этого не предвидеть? Меня душил страх. Кто-то должен срочно заняться моей сестрой. Увести ее и запереть в кладовке. Абсолютно для ее же блага, но в основном – для моего. Я попыталась броситься на нее, но сильные руки удерживали меня в ловушке.
– Лиззи. Заткнись. Пожалуйста, заткнись. Ему ни к чему это знать.
– Рассказывай, Лиззи, – потребовал Мэл. – Говоришь, целая стена? Очаровательно. Мне определенно нужно знать больше.
– Нет, не нужно.
– Тише, Энн. Я слушаю.
Мои руки были недостаточно длинными, чтобы закрыть Лиззи рот. Пришлось довольствоваться ушами Мэла. Я с ним боролась, но он слишком легко стряхнул мои руки, хитрюга.
– Она писала твое имя у себя на бедре перманентным маркером, – сообщила эта предательница. Заявляю официально: Лиззи вляпалась. Существовал хороший шанс, что скоро я стану единственным ребенком у матери, если она продолжит трепаться. Учитывая, что мама вообще редко замечала, что у нее есть дети, эта потеря не должна ее сильно подкосить.
– Ложь! – воскликнула я, покрываясь холодным потом.
– Она писала на внутренней стороне бедра? Бьюсь об заклад, так и было. Шалунья! – Мэл схватил меня за запястья, прижимая их к своей груди. Эффективный способ помешать мне отлупить его до крови. – А маленькие сердечки с торчащими из них стрелами? Она их тоже рисовала?
– Не знаю. – Любимая сестрица, скрестив ноги, устроилась на спинке сиденья. – Но она частенько тренировалась подписываться как Энн Эриксон.
– Я так тронут, что ты взяла мою фамилию, тыковка. – Мэл попытался поцеловать мои кулаки. – Ни хрена себе, это потрясающе с твоей стороны. Для меня это очень много значит. Моя семья тебя полюбит.
– Ла-ла-ла-ла, – запела я во весь голос, по мере сил заглушая обоих.
– И она постоянно пересматривала клипы «Стейдж Дайв». За исключением того, где ты целовал ту девицу. – Лиззи щелкнула пальцами, ее лицо напряглось от сосредоточенности. – «Последние дни любви», вот оно. Она наотрез отказывалась смотреть его, а если его включали, выходила из комнаты.
Тело Мэла подо мной затряслось, он хохотал до упаду. У него приключилась истерика. Даже глаза заблестели от непролитых слез, вот же гребаный придурок. Крепкая рука обхватила мой затылок, прижимая мое лицо к его шее.
– О, Энн. Ты ревновала?
– Нет.
Да. Ужасно, ужасно ревновала. Этот поцелуй опустошил мою подростковую душу и заставил почти год слушать грустные песни.
– Бедная моя девочка.
– Заткнись.
– Я не хотел ее целовать. Это случайно получилось, – он старался говорить серьезно, но получалось плохо. – Клянусь, я пытался сохранить для тебя свою чистоту. Пожалуйста, скажи, что ты мне веришь.
Я обозвала его как-то нецензурно.
Он засмеялся еще громче, отчего затрясся весь диван.
Учитывая, что он явно не собирался в ближайшее время меня отпускать, я уткнулась пылающим лицом в гостеприимно подставленную шею. Я ненавидела всех присутствующих. Ненавидела люто. Страшно хотелось его укусить, но он, наверное, получил бы от этого удовольствие. Он, конечно, приятно провел время, кусая меня в губы и подбородок после того, как снова загнал меня прошлой ночью на вечеринке в угол. Этот крестовый поход с поцелуями меня почти уничтожил, но по-настоящему меня добила сестрица, моя плоть и кровь.
Теперь Мэл знает все. Я обречена.
– Лиззи, будь хорошей девочкой и принеси мне ручку, – попросил Мэл. – Хочу написать имя твоей сестры на своих причиндалах, прямо сейчас.
Честное слово, я старалась не рассмеяться. Очень старалась.
– Может, я лучше сварю кофе? – Лиззи поднялась на ноги. – Знаешь, обычно она готовит мне завтрак каждое воскресенье ровно в десять часов. Мэл, ты плохо на нее влияешь.
– Дайте мне одеться, и я вас обеих куда-нибудь отведу. – Он провел рукой по моей спине. – Я не допущу, чтобы моя будущая свояченица начала на меня злиться.
– А тебя не узнают и не начнут докучать? – крикнула Лиззи из кухни.
– Здесь люди обычно ведут себя довольно прохладно. Но я надену шляпу и солнцезащитные очки. И я могу вызвать охрану, если понадобится.
– Почему бы мне не приготовить нам что-нибудь? Сейчас, должно быть, моя очередь, – сказала Лиззи. Это предложение сопровождалось звоном кастрюль и сковородок и шумом льющейся воды. Может быть, моя сестра не так уж и плоха, в конце концов.
– Спасибо, – отозвалась я.
– Та-а-ак. – Мэл чмокнул меня в макушку. – Ты не просто была немного увлечена мной. Ты – моя самая большая поклонница. Ты меня любишь.
– Я не люблю тебя.
– Ты правда меня любишь. – Он сжал меня в объятиях. – Я для тебя все. Ты без меня пропадешь.
К счастью, на этот раз, когда я слезла с него, он не стал со мной бороться. Я поправила старую футболку и пригладила взъерошенные после сна волосы, собираясь с мыслями.
– Это просто глупое подростковое увлечение. Не бери в свою и без того распухшую голову.
– Так большая влюбленность или маленькая?
Я застонала.
Мэл лежал неподвижно, сложив руки на голой груди. Он молча наблюдал за мной, и его глаза видели слишком много. Через мгновение он сел, спустил ноги на пол. Зевнул, потянулся, хрустнув шеей.
– Знаешь, я впервые за целую вечность нормально выспался.
– Когда я на тебе вырубилась? Вряд ли это было удобно.
Тени под его глазами исчезли, он вытянул длинные ноги и казался отдохнувшим. И все-таки он потирал затылок.
– Пожалуй, соглашусь. Поди разберись. Думаю, отныне нам стоит каждую ночь спать на диване.
– У меня кровать сломана.
Он откинул волосы и улыбнулся.
– У тебя проблемы со сном? – спросила я.
– Немного, я думаю.
– О чем ты думаешь?
– Не знаю. Ерунда.
Он избегал моего взгляда.
– Нет, не ерунда. – Это был первый раз, когда он чем-то со мной поделился. Пустил внутрь. В любом случае мне нужно принять это. – Что с тобой? Что не так? Иногда я смотрю на тебя, и ты кажешься таким…
– Что? Каким я кажусь?
– Грустным.
Он побледнел и подбоченился. Напряжение исходило от его тела, как силовое поле.
– Не бери в голову. Я же сказал, не стоит обсуждать это дерьмо.
– Прости. Я просто подумала, может быть, ты захочешь об этом поговорить.
– «Не стоит обсуждать» означает, что я не хочу об этом говорить. Понятно? – Его тон стал жестким, он
