— Всё, — поддакнула Юлька, демонстративно вернув сумку на подоконник. — Я иду в ванну. А у тебя на кухне, кажется, бунт.

— Я быстро, — буркнула подруга и выплыла в коридор.

Юлька мигом натянула свитер, подхватила сумку и на цыпочках проследовала за ней. Ботинки не зашнуровывала: и так сойдёт. Парку сунула под мышку и выскользнула за дверь, которую так никто и не удосужился запереть.

Звонок от Машки догнал уже на улице. Птаха нагавкала на безмозглую идиотку, велев немедля вернуться. Получив отказ, тут же сменила тон.

— Ю-ю, ты никогда меня не обманывала. Вот и не начинай. И не ломай мне жизнь. У меня кроме моих и тебя никогошеньки нет. Будь человеком: вернись. Мы придумаем, что делать. За мальчишек не беспокойся. Свекровь давно просила дать ей деток денька на три. Чтобы оживить их тихое профессорское болото. Главное, удалить старших. А мелких твоя гадина науськивать не станет. Из них убийцы, как из Славки поэт-песенник, — терпеливо увещевала её Машка, явно из коридора, где явно обувалась.

— Ю-ю, топай обратно, — вторил ей рядом Славка, стуча своими ботинками на космической подошве. — В дом можешь не заходить, если не хочешь. Поговорим внизу.

В квартире царила неестественная мёртвая тишина: даже Митька припух, чуя, что у родителей что-то стряслось.

Юлька попросила у друзей прощения. И отправила подругу в игнор. Птаха побушует и простит. А вот она себя никогда — если принесёт в дом ребят беду.

Ящерка пронеслась мимо лица, досадливо крутя хвостами. Накатило дико злобное желание сбить её на лету сумкой. А после топтать ногами, пока на покрытом ледком тротуаре не останется мокрое место. Она ещё ни разу не испытывала такой яростной всепоглощающей ненависти.

Ящерка зависла перед ней, недоумённо таращась на свою неблагодарную жертву.

— Да, пошла ты! — прошипела Юлька.

И по-воровски выглянула из-за угла соседнего дома, куда успела досеменить по гололёду в пожарном темпе. Вылетевшие из подъезда Славка с Машкой крутили головами: искали её удаляющуюся спину. Сверху на них смотрели выкатившиеся на балкон сыновья. Все пятеро.

И все пятеро были не детски сосредоточены. Ещё не ставшие мужиками мужчины. Из тех, на ком исстари держится русская земля — дежурно позавидовала Юлька. И потелепалась за соседний магазин, чтобы беспрепятственно вызвать такси.

Глава 11

Будем искать способ избавиться от твоей ящерицы

Её возвращение домой прошло незамеченным. Разоблачившись, Юлька вдоль стеночки прокралась к стене-окну. Затаилась за шторой: не хотела привлекать внимание.

Кирилл помогал Платонычу разгребать снег в садике-огородике Ирмы Генриховны. Старушка, воспользовавшись привалившим счастьем, интеллигентно борзела рядом: осторожно выглянув из-за шторы, Юлька услыхала, что мужикам предстоят ещё и плотницкие работы.

Даже странно, что фрау Ирма так и не вышла замуж. Она ж прямо-таки родилась для создания крепкой семьи под своим каблучком. Просто диву даёшься, как эта хрупкая старушка умудряется верховодить в таком громадном доме, содержа тот в идеальном порядке. Юлька всегда уважала в других всё недостижимое лично ею.

Она беспрепятственно проникла в спальню и забаррикадировалась в ванной. Где улеглась прямиком в пустую джакузи и пустила воду. Медленно поднимаясь, та щекотала покрывшееся пупырышками тело. И постепенно отдавала ему тепло, рождая странноватое ощущение возрождения. Или перерождения — с этим вечно какая-то путаница в самоощущениях.

Ящерка оседлала кран и с привычной въедливостью наблюдала за процессом вытекания из него воды. Её мордашка была настолько уморительно сосредоточена, что злость на гадину чуток попустила.

— Чтоб ты утонула, дрянь поганая, — тем не менее, само собой выскочило из самых глубин замордованной души.

Ящерка бросила на хулительницу ироничный взгляд: дескать, собака лает, а караван идёт. После чего снова прилипла к извергавшейся из крана струе. Её хвостики обвисли белоснежным водопадом, слегка колыхаясь в имитации тока воды.

— Залегла на дно? — насмешливо прокомментировал Кирилл внезапную находку, ввалившись в ванную, где никого не ожидал увидеть.

— Естественно, — нехотя поддакнула Юлька.

Отмалчиваться, значит, ни за что ни про что обидеть человека. Вся вина которого заключена в сущем пустяке: она так и не смогла стать частью его мира. Как явилась в его пределы гостьей, так чужой и осталась. Что-то не срослось, не состыковалось.

Как там было?.. В стихах бессовестно забытой поэтессы из старенького журнала «Юность», что бережно хранила бабуля:

В твой мир, я как взволнованная птица,

Беспечно прилетела налегке.

Увы, к нему нет сил моих прибиться,

Как к берегу в бушующей реке!

Всё сделала нелепо, как попало, а ты…

Ты просто слишком поспешил

Прибрать меня к рукам.

Меня не стало.

Прости, с тобою пусто.

Ни души.

Понятно, что привычки-скороспелки радуют нас преимущественно в делах скверных — вроде курения или наркомании. Добрые привычки вызревают долго и вдумчиво. Сколько бы ни болтали о том, что к хорошему привыкаешь быстро. Впрочем, соль в том, что есть для тебя «хорошее». И с чем его едят без опаски подавиться — гоняла Юлька в башке пустые мысли, наблюдая за ящеркой.

Та игнорировала Кирилла, который тщательно отмывал руки в раковине. Будто не в перчатках лопатой махал, а голыми руками собирал овечьи какашки.

— Не поверишь, но мне позвонил Андрюха, — как бы между прочим, заявил он нейтральным тоном человека, твёрдо вознамерившегося навязать свою волю.

— Твой приятель психиатр? — ответила Юлька нейтральностью на нейтральность.

С трудом заставила себя повернуть голову, ответив на его чрезмерно спокойный взгляд своим ничего не выражающим. И ведь ни в чём не покривила душой: ей было всё равно. Всё равно, кто ему звонил. Или это он позвонил, обеспокоенный состоянием мозгов любимой женщины. Да и любима ли она вообще — какое это теперь имеет значение?

Ибо состояние подвешенности внезапно завершилось закономерным обрывом пресловутого «волоска». Бздынь! И всё.

Что бздынькнуло? А кто его знает? Начнёшь разбираться, додумаешься до того, что померещилось. Паранойя, которой у тебя сроду не было. Так что заткни уши и прекрати допытываться: что там у тебя обрывается?

Ящерка отреагировала на её самокопания неожиданной для пресмыкающегося печалью. Подлетела к лицу, повесив нос и хвосты. По-собачьи трогательно заглянула в глаза. Буквально прослезилась — язвительно прокомментировала Юлька, тряся головой, дабы отогнать морок.

Так и есть: на неё пялились бесстрастные немигающие бусины то ли нечисти, то ли приведения. Привидится же — поёжилась любительница нагонять на себя тоску.

— Не драматизируй, — усмехнулся Кирилл, смывая с рук густую пену. — Хроническая усталость не шизофрения. А невролог не