Приходилось все начинать заново. Ганифа решил, что сможет снова летать в Турцию, когда ему предложили работать в компании, торгующей компьютерами. Предложил тот самый знакомый, которому он однажды одолжил триста долларов. Ганифа согласился. Кооператив начал зарабатывать большие деньги. Его знакомый Борис Кухлинский заключал все новые и новые сделки, поставляя компьютеры в большом количестве в Россию. Это было золотое время для всех кооперативов, занимавшихся подобными перепродажами. Но снова появились «братки». Это были девяностые, когда царил полный беспредел. В политике заправляли олигархи, в экономике выживали наиболее расчетливые и беспринципные дельцы. Российские интересы за рубежом представляли либо конформисты и приспособленцы, либо откровенные предатели. Таможня зарабатывала огромные деньги, так как почти все товары поступали без должного учета и контроля. В частных банках почти принудительно открывали счета государственным предприятиям.

Найти в подобных условиях порядочного сотрудника правоохранительных органов было проблемой. Защитить от бандитов не могли ни милиция, ни прокуратура. А чаще всего не хотели, так как в девяностые годы их обычно содержали преступные банды. Чтобы обезопасить свой бизнес и самого себя, бизнесмены либо соглашались платить, либо нанимали другие, более сильные банды. Только другая банда могла защитить от отморозков, которые нагло требовали денег. При этом вторая банда соответственно требовала большую дань. На таможне практически не оставалось ни одного честного сотрудника, который мог бы правильно оформлять документы. Страна разворовывалась, распадалась, рассыпалась. Началась первая война в Чечне. В какой-то момент владелец кооператива Кухлинский просто отказался платить, понимая, что иначе его организация не сможет развиваться. И тогда его также просто застрелили. Прямо на улице, перед домом. На глазах у десятка прохожих. Приехали, встали, почти не скрываясь, и расстреляли нагло, открыто, у всех на глазах. А потом так же спокойно уехали. Ничего не опасаясь. И в результате Ганифа стал вместо своего друга руководителем организации, которая должна была развиваться и выживать. Он уже понимал, что в одиночку им просто не выжить. И тогда он поехал в Казань, где после смерти отчима оставались мать и сестра. Здесь он достаточно быстро договорился с целой бандой местных головорезов, которые готовы были устранить все его проблемы за суммы в несколько раз меньшие, чем те, которые требовали прежние вымогатели, застрелившие Кухлинского.

Их привезли в Москву, сняли квартиры, помогли с оружием. В стране был переизбыток любого оружия – автоматического и снайперского. А потом началась охота. Обе банды жестоко и страшно расправлялись друг с другом, безжалостно убивая конкурентов. Кладбища в Подмосковье пополнялись свежими могилами. Так продолжалось около года. Война двух конкурирующих преступных группировок не стихла, нарастая с неистовым ожесточением. Ганифа понимал, что так долго продолжаться не может. И тогда он попытался найти выход из этой тупиковой ситуации. К этому времени он уже получил высшее образование и собирался отказаться от прежней жизни, полной опасностей и ненужных связей. Он снова полетел в Душанбе, где в ужасающих условиях продолжал влачить жалкое существование его отец. В его не очень старом возрасте, когда ему было около шестидесяти, он уже почти не видел и не мог даже передвигаться. Соседи поддерживали несчастного, оставляя ему немного еды, чтобы он не умер с голода. Айдемир словно ждал приезда своего сына, чтобы покинуть этот мир, который был так к нему жесток. Как только Ганифа приехал, отец безропотно и тихо скончался, даже не поняв толком, кто и зачем к нему прилетел. Но у сына была другая задача. Он взял фамилию отца и изменил свое имя и отчество. Свой прежний кооператив он продал тем самым вымогателям, против которых возил своих земляков из Казани. Гостей достаточно быстро истребили, Всех, до последнего человека. Двоих сбежавших нашли уже в Казани и тоже застрелили.

Вернувшийся в Москву бывший Ганифа, сменивший имя, отчество и фамилию, переехал жить совсем в другой район Москвы. Он сбрил усы, изменил прическу, сильно похудел. Теперь в нем сложно было узнать прежнего Ганифу. Он устроился на работу в крупную немецкую фирму, имевшую филиал в Санкт-Петербурге, и переехал туда. Ему казалось, что все постепенно налаживается. Но неожиданно начались большие проблемы с его сестрой. И ему пришлось вернуться в Казань.

Уже в салоне автомобиля Дронго получил копию списка номеров с мобильного телефона Мальцева. Он внимательно просмотрел. Некоторые номера он узнал. Номера телефонов дочери и супруги погибшего. Другие номера он не знал. Показав список номеров Савченко, он попросил уточнить всех абонентов.

– Сделаем, – кивнул полковник, – это как раз не очень сложно.

На Новоостанкинскую они приехали примерно через час. Быстро выяснили, где находится мастерская Мельникова. Сидя в автомобиле, Дронго набрал фамилию художника и выяснил, что тот был известным мастером в определенных кругах, рисуя свои полотна под Ротко, которые недоброжелатели называли «обоями», а друзья восторгались новым сочетанием красок. Гости вошли в дом, проходя к дверям мастерской. Звонок не работал, пришлось долго стучать. Наконец дверь открылась. На пороге стоял сам Мельников. Высокого роста, почти как Дронго, в рваных джинсах, расстегнутой рубахе, обнажившей волосатую грудь, с всклокоченными волосами, небритой щетиной и громким голосом. Чем-то он неуловимо напоминал актера Джигурду, одновременно подумали оба гостя.

– Вы господин Мельников? – уточнил Савченко, показывая удостоверение.

– Это я, – кивнул художник, – не понимаю, почему я понадобился такой серьезной организации, как ваша, но польщен. Заходите.

Он посторонился, пропуская обоих гостей в мастерскую. Она состояла из нескольких комнат. В самой дальней слышалось хихиканье двух женщин.

– Тише там, – крикнул Мельников, – вы нам мешаете! Садитесь, господа, – показал он на два свободных стула среди хаоса вещей. Сам он уселся на стол. Свесив ноги. – Я вас слушаю, – кивнул он.

– Вы знали Веронику Андреевну Рыдванову, – начал Савченко.

– Почему знал? Я и сейчас ее хорошо знаю. Только она сейчас недоступная богиня на Олимпе власти, а я обычный мазила, который зарабатывает на жизнь своим тяжелым трудом.

– Вы раньше с ней встречались?

– Несколько лет назад, – пояснил Мельников. – Я думал, что она моя муза, а она, оказывается, любила американских президентов. Особенно одного, лысого, который был на стодолларовой купюре.

– Бенджамен Франклин никогда не был американским президентом, – заметил Дронго, – но характеристику вы дали достаточно точную.

– Ее всегда интересовали дорогие шмотки, деньги, машины. А когда я не мог соответствовать ее идеалам, она сразу начинала предъявлять мне претензии. И охотно откликалась на приглашение других, более состоятельных, мужчин. Согласитесь, что любой мужик может сойти из-за этого с ума.

– И вы тоже сходили?

– Еще как. Она мне нравилась. Мой размер. Высокая, грудастая, с хорошей филейной частью. Но такая стерва. Глазки так и бегали. В наше время большинство девочек думает о том, как лучше устроиться в жизни, а не о высоких материях.