Пиаже нашел, что в основе этого явления лежит тот факт, что многие дети, подростки и даже взрослые люди не владеют «принципом сохранения величины или количества», в то время как овладение этим инструментом меры «составляет необходимое условие всякой рациональной деятельности».

Мы могли наблюдать, как это условие утрачивалось (точнее, временно «отключалось») в среде интеллигенции. В ходе реформы произошло резкое разделение по благосостоянию людей, как казалось, одного круга (например, сослуживцев). Обедневшие честные интеллигенты принимали идеалистическое толкование этого социального явления и объясняли обогащение узкого слоя чисто личными качествами этих людей – энергией, предприимчивостью, хитростью, даже непорядочностью. Благодаря этим качествам они, мол, «создали» свое богатство. Свою же бедность они объясняли тем, что «не создали» такого же богатства в силу иных личных качеств – они остались верны своей профессии, им претит заниматься торговлей, они не могут делать подлостей и т. д. Но если бы могли – то тоже стали бы богаты и, в принципе, если бы все приняли жизненные нормы и овладели навыками «новых русских», то все были бы столь же богаты. Принцип сохранения количества в этих рассуждениях отброшен[17].

Внешним проявлением «феноменов Пиаже» является склонность сравнивать величину предметов по одному какому-то внешнему, выдающемуся признаку, не делая в уме структурного анализа объектов сравнения. Если бы человек в уме строил профиль существенных признаков, то о двух полосках пластилина, раскатанных из двух одинаковых шариков, он сказал бы: эта полоска больше по длине, меньше по толщине и равна другой по весу. И если бы главным признаком сравнения был бы вес полосок, то человек признал бы, что они равны.

Этот методологический дефект количественных сравнений был усилен манипуляторами и эффективно использован в идеологических целях. Например, в конце 80-х годов едва ли не большинство москвичей были уверены, что доллар как эквивалент материальных благ равноценен 10 рублям. Признаком, по которому делалось сравнение, была цена покупки на Западе и продажи в Москве бытовой электроники (например, видеомагнитофонов). И бесполезно было в противовес этому указывать на то, что данный специфический класс товаров занимает небольшое место в жизнеобеспечении, предлагать пройтись для сравнения покупательной способности доллара и рубля по всему спектру благ. Здесь «феномен Пиаже» сам возводился в принцип – ведь тот же коллега, так удачно привезя из командировки магнитофон для продажи, ел в гостинице черствый московский хлеб, чтобы не покупать его там по доллару за булку, и московскую осетрину – чтобы не тратить 10 долларов в дешевой харчевне. Он этого не видел – подумаешь, хлеб!

Примерно так же проводилось и сравнение уровня жизни. Человек, имевший хорошую квартиру с газом, отоплением и телефоном, а также дачу под Москвой, считал себя бедняком по сравнению со своим западным коллегой только потому, что у того был автомобиль. Вспомним очень популярный фильм «Ирония судьбы». Оба его героя – врач из поликлиники и учительница – соглашаются в том, что зарплата у них меньше, чем того заслуживает их профессия. При этом они не замечают, что оба только что получили бесплатно квартиры в хороших домах.

Известно, в каком доме около метро «Юго-Западная» в Москве снимался фильм, вот и возьмем нынешнюю рыночную цену этой квартиры – 60 тыс. долларов, что эквивалентно зарплате нынешней учительницы за 100 лет. Нет, такую добавку к зарплате ни учительница, ни врач «застойного времени» не замечают. Как не замечают и того, что на ту «маленькую» зарплату они могли без большого потрясения для своего кармана полететь на самолете, взять такси и т. д. Они, как дети, не знают, что все это стоит больших невидимых денег, которые и даются им как часть платы за их труд на общее благо. На Западе полоска пластилина больше!

Важнейшее свойство расчетливости, даваемое образованием и опытом, – способность быстро прикинуть в уме порядок величин и сделать «усилительный анализ», то есть прикинуть, в какую сторону ты при этом ошибаешься. Когда расчетливость подорвана, сознание людей не отвергает самых абсурдных количественных утверждений, они действуют на него магически. Человек теряет чутье на ложные количественные данные.

Вот, например, в журнале «Коммунист» (1989, № 4) можно было прочитать такое утверждение одного из «прорабов перестройки»: «Мы производим 85 млн. т картофеля, из них в кастрюлю попадает в лучшем случае десятая часть урожая».

Автор явно намекает на то, что в нашей абсурдной экономической системе 9/10 картофеля пропадало. Это подмена предмета, прием манипуляции. Вовсе не весь картофель должен «попадать в кастрюлю» – значительная часть его идет на корм скоту и как сырье крахмало-паточной промышленности, не говоря уж о посадочном материале. В честном рассуждении следовало сказать: «Из той части произведенного картофеля, что предназначалась для потребления в качестве продукта питания, в кастрюлю попадало только…%».

Но вернемся к мере. Разумный человек прикинул бы главные измерения всей системы «производство и потребление картофеля» – и сразу перестал бы верить манипуляторам. Куда могли исчезнуть 9 из каждых 10 кг картошки? Ведь мы почти все бывали на уборке урожая и на овощных базах. Кроме того, основная масса картофеля производилась на приусадебных участках. А значит, она хранилась в погребах крестьян и понемногу вывозилась на рынки. В 1985 г. в СССР было произведено 73 млн. т картофеля. «В кастрюлю» пошло 28,6 млн. т, что составляет 39,2 % от всего урожая. Государственные закупки составили 15,7 млн. т, остальное оставалось на селе, в погребах. Там потерь практически не было: крупная картошка – в пищу и на рынок, мелкая – на корм свиньям, проросшая – посадочный материал.

Наконец, можно взять общедоступные справочники, в них есть данные и о производстве картофеля, и о потреблении в домашних хозяйствах, и об использовании в промышленности, и о потерях. Вот сведения «Российского статистического ежегодника» (М., 1998) об использовании картофеля в РСФСР в 1980 г., типичном «застойном» году. Они даны в табл. 15.59 «Ресурсы и использование картофеля (миллионов тонн)» на с. 499. Читаем: запасы на начало года – 21,7; производство – 37,0; импорт – 2,2; производственное потребление – 21,8; потери – 1,9; экспорт 0,3; личное потребление – 16,4; запасы на конец года – 20,5.

Итак, личное потребление составляло в РСФСР в 1980 г. 44,7 % от производства картофеля. И эта доля мало меняется от года к году. Потери же колеблются в диапазоне 1,4–2 млн. т в год (самые большие, выпадающие из общего ряда потери составили 3,9 млн. т). Журнал ЦК КПСС «Коммунист» говорил неправду. Но нет, одним из самых устойчивых мифов перестройки стали подобные утверждения – только они, в зависимости от «прораба», менялись в диапазоне от 30 до 90 %. Так, А.Н.Яковлев писал в 1991 г.: «Кто понес ответственность за то, что у нас каждый год тридцать-сорок процентов потерь в сельском хозяйстве, а мы все грохаем деньги в сельхозпроизводство?» Кстати, странная логика – как можно сократить потери, если не «грохать деньги»? Ведь потери происходят из-за бездорожья, нехватки хранилищ и мощностей по переработке, недостатка транспортных средств. Ликвидировать все эти узкие места стоит денег.