Подводя итог заочному спору Шиканова с Чандлером, Жак-Оливье Будон пишет:

Французская армия не смогла выбраться из ловушки, в которую она угодила, и после девяти часов сражения капитулировала. Дивизия Веделя, появившаяся к вечеру, прибыла слишком поздно, чтобы изменить судьбу армии.

Перес Гальдос, как всегда, более эмоционален в оценках:

Прибудь Ведель минутой раньше, французы пошли бы на нас с двух сторон! Не иначе как сам бог хранил в тот день угнетенную, разграбленную Испанию! Ведель подошел, когда перемирие уже было заключено, и начались переговоры о капитуляции.

Относительно действий генерала Веделя можно сказать следующее: он совершил как минимум три серьезные ошибки.

1. Когда Дюпон возвратился в Андухар, Ведель не должен был идти к Байлену со всей дивизией. Часть войск нужно было оставить для охраны перехода Деспеньяперрос. Кроме того, начатое движение осуществлялось Веделем крайне медленно. Выйдя в пять часов вечера, он достиг Андухара только на следующий день, 16 июля, после полудня.

2. Когда Дюпон отправил Веделя к Байлену, тот должен был быстро пойти туда и захватить позиции у Менхибара — единственного места, где испанцы могли перейти Гвадалкивир. Но он не сделал этого, прошел Байлен и продолжил свой марш аж до Ла-Каролины, все более удаляясь от позиций Дюпона. В результате, не занятый никем Байлен был 18 июля утром захвачен войсками Рединга, а французская армия оказалась разрезанной надвое.

Эта вторая ошибка Веделя была гораздо более серьезной, чем первая.

3. Если бы Ведель поторопился и пришел к Байленскому сражению хотя бы на четыре часа раньше (а он должен был и мог это сделать), он спас бы Дюпона, атакованный с двух сторон Рединг был бы разбит, а Байлен стал бы одной из славных страниц наполеоновской военной истории.

Эта третья ошибка Веделя по своим последствиям была равна преступлению.

Как видим, в приближающейся Байленской катастрофе роль генерала Веделя, неоднократно проявлявшего непростительную медлительность, является едва ли не решающей.

А пока же Ведель неспешно подходил к Байлену и занимал позиции к атаке. С одной стороны, заключенное перемирие распространялось на все французские войска в Андалусии, с другой стороны, Ведель мог не знать об этом, и испанцы на всякий случай развернули часть своих полков ему навстречу.

Перес Гальдос продолжает:

Во втором часу пополудни французы Веделя, не дожидаясь ответа Дюпона, открыли огонь по Ирландскому полку, введя в бой значительные силы. В наших рядах — переполох, волнение и сумятица. Все рвались в бой, но уже не просто драться с французами, а перерезать им горло за бесчестное нарушение законов войны. Для наказания предателей у нас были заложники — остатки армии Дюпона: они были в нашей власти, как связанная по рукам и ногам жертва, чья голова уже на плахе. В ответ на атаку Веделя одни наши части окружили лагерь побежденного Дюпона, а другие помчались на помощь полкам Ирландскому и Военных орденов, очутившимся в серьезной опасности.

В этой ситуации, однако, самым ужасным было положение Дюпона, уже заключившего перемирие и давшего испанцам определенные обязательства, а теперь рискующего жестоко поплатиться за открытую у Байлена стрельбу. Измученный многочасовым сражением, дважды раненый, он отдал прибывшей дивизии строжайший приказ прекратить огонь, что и было исполнено. Тем самым дивизия Веделя безоговорочно приняла условия капитуляции, которую разработал главнокомандующий.

* * *

Переговоры шли долго. Опять обратимся к Луи Мадлену:

Он (Дюпон — С.Н.) отправил к Кастаньосу трех офицеров с депешей для получения капитуляции на почетных, как он надеялся, условиях: то есть с возможностью отойти, не сдавая оружия. Генеральный штаб испанцев заставил его ждать убийственных сорок восемь часов без ответа по ходатайство. Пока Кастаньос вел переговоры с тремя французами, несчастные войска Дюпона почти агонизировали.

Они умирали от голода и усталости. Орудия испанской регулярной армии были наведены на них, готовые в любой момент открыть огонь. Одновременно с этим, тысячи испанских ополченцев и партизан, рассыпавшись по холмам, не давали французами двинуться с места.

Подвод с ранеными и больными было видимо-невидимо, а мертвецов пришлось без разбора свалить в глубокие канавы, лишь слегка присыпав землей. Хирурги работали, не покладая рук.

* * *

Только капитуляция могла положить конец этим страданиям. Но с ее заключением не спешили, потому что испанские генералы хотели извлечь из своей победы как можно больше преимуществ.

Даже 21 июля парламентеры — генералы Шабер и Мареско, с французской стороны, и генерал Кастаньос, представитель Севильской хунты граф де Тилли и генерал-капитан Гранады Вентура Эскаленте, с испанской стороны — все еще не пришли к окончательному соглашению.

С французской стороны руководил переговорами дивизионный генерал Мареско, блестящий и высокообразованный офицер инженерных войск, участник осады Тулона, герой сражений при Маренго и Аустерлице. Он был старым знакомым Дюпона: они вместе служили еще восемь лет назад в Резервной армии генерала Бертье, где Дюпон был начальником генерального штаба, а Мареско — начальником инженерных войск. Кстати сказать, там же генерал-адъютантом при генеральном штабе служил и генерал Паннетье. Мареско пользовался полным доверием Дюпона.

Французские генералы, используя все свое красноречие, говорили о героизме своих солдат, об опасности доводить попавших в окружение до полного отчаяния. Они угрожали, умоляли, требовали…

Испанские генералы настаивали на том, что положение французов безнадежно, что прорвать кольцо невозможно, что ни о каком дальнейшем сопротивлении не может быть и речи. Главным испанским козырем была угроза вновь открыть огонь, если их условия не будут приняты. А основным условием была безоговорочная сдача оружия.

Капитуляция была подписана только 22 июля после долгих и мучительных переговоров. В конечном итоге, подписание произошло в ставке генерала Кастаньоса, возглавлявшего переговоры с испанской стороны.

Следует отметить, что Кастаньос, несмотря на ужасное давление со стороны представителей хунты, требовавших немедленной смерти для всех французов, этих «проклятых якобинцев и исчадий ада», подумывал отпустить французскую армию восвояси, пропустив ее через горные проходы обратно в Мадрид. Он был и так вполне удовлетворен исходом дела под Байленом, принесшим ему без каких бы то ни было сверхусилий с его стороны столько славы, и опасался, что с минуты на минуту могут подойти подкрепления из Мадрида и изменить ход событий.

А вот это было бы совсем некстати и могло бы смазать всю великолепную картину его триумфа, но и портить отношения с хунтой тоже было небезопасно….

Колебания Кастаньоса прекратились лишь после того, как крестьяне привели к нему адъютанта Савари, захваченного в горах с важной депешей, которую тот не успел уничтожить: Савари в ней писал Дюпону, что тому не следует рассчитывать на подкрепление. Уже более уверенный в себе, Кастаньос тут же потребовал капитуляции простой и полной. Плененные войска, разоруженные и с одним лишь личным багажом, должны были быть доставлены в порты и отправлены на судах во Францию с их офицерами.