– Значит, станция Профессорская тоже уцелела?

– Да. Ты разве не знаешь? Ты с бункеров, что ли?

– Вопросы задаю я, а не ты. Поэтому не надо лишних слов, вопрос – ответ, а иначе тебе будет больно.

– Понял уже. Спрашивай, только жизнь оставь и отпусти.

– Посмотрим, – кивнул Дава и продолжил: – Сколько людей на вашей станции?

– Около трех тысяч, точно не знаю. Сначала больше было, до пятнадцати тысяч набегало, но у нас с продовольствием совсем худо, и люди кто куда разбрелись.

– Электричество есть?

– Пока имеется. На станции новенькие экономичные генераторы перед самой бомбардировкой поставили, топливо завезли и пару артезианских скважин пробурили.

– Чем питаетесь?

Мужичок замялся, и Меченый это конечно же заметил.

– Зуриков отстреливаем, – пробурчал вожак, – с поверхности кое-что приносим, когда бурь нет, и из плесени кашу варим. Бывает, что с «профессорами» размен ведем, мы им чего-нибудь ценное, а они нам консервы и концентраты.

– Кто у вас на станции самый главный?

– Все сами по себе, хотя Бонтрик Ал-Мок, бывший полицейский, за порядком следит, и дела с другими станциями через него ведутся.

– На блокпосту перед станцией сколько бойцов?

– Обычно десяток, иногда больше, иногда меньше.

– Пароли есть?

– Нет. Подходишь, говоришь, кто ты, и если про тебя слышали или ты крепко стоящих людей на других станциях знаешь, пропустят на станцию.

– Недавно к блокпосту люди из бункеров приходили, почему в них стреляли?

Снова Гока замялся, а потом пожал плечами:

– Не знаю, не спрашивал. Я после последнего выхода в город бухал.

В воздухе тоннеля разнесся резкий щелчок. Давыдов обернулся и увидел, что его подзывает к себе Егор Колыванов, Меченый, который потрошил рюкзаки подземников. Василий прервал допрос и подошел к нему, а тот молча кивнул на две плащ-палатки, на которых было выложено все, что нашлось у людей с Северной-Концевой.

На одном брезенте лежали разгрузки и оружие. Здесь были шесть ножей и пара ручных гранат, по форме и устройству напоминающие российские РГН, пара пистолетов-парализаторов из аварийных запасов работников метро и несколько десятизарядных обойм с газовыми патронами под них. Но основное огневое средство – это конечно же автоматические винтовки калибра 7.45 мм, похожие на американские М-16, только у этих дуло было покороче, приклад откидной да магазины более вместительные.

На другой плащ-палатке находились личные вещи пленников и продовольствие. И если с вещами все ясно, понятно и вполне ожидаемо: фонари, аккумуляторные батареи, ложки, фляжки, сменное белье, спички и зажигалки, да прочее необходимое путешественникам имущество, то с продовольствием была проблема. Три килограммовых брикета концентратов, по виду горох и еще что-то, спресованное в единую массу, и несколько пластов подвяленного мяса, в котором безошибочное чутье зверя, который сидел в каждом Одаренном, узнало человечину.

Увидев это, Давыдов резко развернулся к пленникам и обвел их взглядом, который они из-за слепящего их света не увидели, но почувствовали как явственную угрозу и мгновенно сжались в комки. Шаг вперед, Меченый ударил Гоку подошвой в лицо и спросил:

– Так чем, говоришь, вы питаетесь?

– Плесенью, консервами и зуриками, – выдохнул вожак подземников, пытаясь спрятать окровавленное лицо в коленях.

Продолжать избиение Дава не стал, а вполне спокойно, сдержав яростного зверя в своей душе, который хотел порвать тварь в человеческом обличье на части, продолжил допрос:

– Как давно человечину употребляете? Отвечать честно!

– Год уже, может быть больше, – с обреченностью в голосе откликнулся Гока. – Здесь в подземельях нет ничего. На одной плесени долго не протянешь, это гадость еще та, да и не все можно есть. Нычки и аварийные запасы метро давно израсходованы. С поверхности много не принесешь, опасное это дело, а зурики сами кого угодно сожрут. Вот и пришлось каннибалом стать.

– Скоты вы, – бросил Дава. – Как же так можно?

– Да что ты понимаешь?! – вожак сорвался на крик. – Мы жить хотим! Существовать! А когда вокруг ничего кроме бетона, железа и электрокабелей нет, в бункеры на нижних уровнях не пускают, а на других станциях тоже голод, то хочешь или нет, а сладкого мяска попробуешь. Я тоже когда-то про человеческие ценности думал и твердую мораль имел, а прижало и забыл, что в свое время ректором одного из лучших столичных гуманитарных университетов был. Поэтому иди-ка ты в жопу! Не надо нам нравоучений! Хочешь нас убить, стреляй, а в душу не лезь!

– Ладно, отвечай по существу, ректор-гуманитарий, блин. Продолжаем.

Еще три часа Меченый разговаривал с пленниками и по окончании допроса принял единоличное решение следов за собой не оставлять, отобрать у подземников всю их верхнюю одежду и скафандры, которые могли бы ему и воинам пригодиться, запаковать все в рюкзаки, пленных прикончить и двигаться дальше. Сначала было необходимо спуститься вниз, к бункерам района «Матлахар-3», а затем посетить хотя бы одну из станций метро на Северной ветке. Давыдов обрисовал своим товарищам сложившееся положение дел и отдал приказы. Каждый из них понял его верно, а Лана Ти-Року спросила Василия:

– А как же люди на станции, которых едят? Что с ними? Неужели мы им ничем не поможем?

– Хотелось бы им помочь, но сейчас мы ничего не сделаем. Да, можно ворваться на станцию и перебить полсотни тварей, которые всех остальных за мясо держат. А дальше что? Чем освобожденных людей кормить? Телами убитых бандитов? Тогда чем мы лучше Гоки и его друзей? Поэтому станцию будем брать под контроль только тогда, когда с нашей основной базы продовольствие подвезут. Всем не поможем, но хоть кого-то спасем.

– Я понимаю тебя, – сказала девушка.

– Вот и хорошо, – улыбнулся ей Давыдов. – Мне почему-то очень важно, чтобы ты меня понимала.

Спустя час трупы Гоки и его людей были сброшены в один из боковых проходов, где сразу зашебуршилось огромное племя зуриков, учуявших кровь, а нагруженные трофеями «акинаки» продолжили свой путь. Они продвигались по тоннелям, коллекторам и воздуховодам, на отдых останавливались редко и старались пройти по всем возможным дорогам подземного мира, дабы составить его карту и получить как можно больше информации.

Так начиналось десятидневное путешествие славянских разведчиков по подземельям чужого им города. И чего только Дава и его воины в эти дни не видели. Смерть. Кровь. Сумасшествие. Хаос. Жестокость одних людей по отношению к другим. Все это имело место быть. И порой «акинакам» было тяжело наблюдать за тем, что происходит в том или ином месте, но в события они не вмешивались. Не потому, что не могли одолеть противника, например, зарвавшегося бандита, избивающего старуху, а по той простой причине, что, защитив какого-то одного слабого человека, они должны были или взять его с собой, что невозможно, или бросить в том же месте, где выручили. А дальше с ним все началось бы по новой, появился бы еще один обидчик, и пострадавший проклинал бы своих спасителей, которые бросили его на произвол судьбы.