ничего не зависит, а значит и дергаться нечего, только нервы себе портить. После чего я откинулся на мешках и стал смотреть в небо, на котором уже появились первые звезды, вверив свою жизнь провидению вместе с водителем. Как вы уже поняли, дорога была настолько узкой, что двум машинам разъехаться было не возможно. К тому же, она была извилистой. Но движение, при этом было организовано в двух направлениях. Вот как это происходило. Время от времени встречались более- менее широкие участки, где два грузовика могли разъехаться, и при встрече, одна из машин, которой было ближе, начинала пятиться задом до такого места. Подъезжая к очередному повороту и, не видя, разумеется, что там происходит за скалой, водитель начинал сигналить, и, не услышав ответного сигнала, шел в поворот. Один раз мы сами услышали клаксон из-за поворота. Мы остановились и дождались, пока из за скалы не выехала встречная машина. Такой же Газон с открытым кузовом. В кузове сидело человек десять — преимущественно женщины. Сельхоз-работницы возвращались домой. Мы прижались, как можно ближе к скале, а встречный грузовик начал очень медленно, впритирку к нашему борту, объезжать нас по самому краю пропасти. Люди в кузове о чем то весело переговаривались с нашими попутчиками, и не испытывали ни малейшего неудобства или волнения — видать, такой экстрим был им давно привычен. При этом человек, сидевший на пассажирском сидении встречной машины, открыл деверь и наклонившись над пропастью, смотрел на колеса и подсказывал водителю. В общем, разъехались благополучно.

Через какое то время мы выехали на небольшую площадку с маленьким водопадиком у которого остановились. Наши попутчики подошли к водопаду. Нас не пригласили, да мы и не особо хотели покидать кузов.

— Пошли выпить водки, а водой — запивать будут — подбодрил мня Ткачев, к которому вернулось чувство юмора. Что они там пили, в темноте было не видно, но огоньки сигарет виднелись отчетливо. А скоро дошел и запах дыма. Странный. Как будто листву жгут. Что это было — косяк или просто самосад, мы не распознали, но уверенности в завтрашнем дне у нас не прибавилось.

Короче, с Аллаховой помощью, доехали. Пассажир вышел у какой то тропинки, уходящей в сторону и скрылся в темноте. Вскоре дорога кончилась, и мы остановились у ворот небольшого хутора. Мы выбрались со своими пожитками, поблагодарили водителя. Мы собирались где-нибудь неподалеку разбить палатку, переночевать и наутро уже отправиться в пеший поход в горы.

— Э! Какая — такая палатка-малатка — сказал наш водитель — у меня будете ночевать. Помня, какую цену он запросил за поездку, мы стали отказываться — мол, у нас и палатка и спальники и провиант есть, а вот денег — не совсем есть.

Э! Какие деньги! То — бизинись бил, а сейчас ви — маи госты.

И, почти вырвав у меня из рук сумку с палаткой, он повел нас в дом. Я не ожидал, что одинокий хутор высоко в горах, за много километров до цивилизации, окажется таким обустроенным и уютным. Нас накормили вкуснейшим ужином и уложили спать на — внимание! — белоснежных и до хруста накрахмаленых простынях. Как хозяйке это удалось и каких трудов стоило — для меня загадка.

Утром нас накормили завтраком, и хозяин проводил нас до тропы, по которой нам предстояло начать пешую часть нашего путешествия.

Ах, да — забыл сказать, что нашей целью была Грузия. Мы планировали перейти Большой Кавказский хребет по контрабандной тропе и спуститься в Кахетию. Тропа называлась контрабандной, потому что раньше по ней из Грузии в Дагестан перегоняли ворованных лошадей, а из Дагестана в Грузию — осетрину и черную икру. Насчет лошадей, не знаю, а осетрину и сейчас благополучно доставляют, сам потом убедился.

Мы сердечно поблагодарили хозяина и отправились в путь. Тропа была хорошо утоптана, и идти по ней было приятно, несмотря на тяжелый рюкзак за спиной и палатку в руках. Ширина тропы не позволяла идти рядом, поэтому мы шли гуськом друг — за — другом. Поскольку мы и так уже были достаточно высоко в горах, тропа почти не шла вверх, а спокойно вилась вдоль пересохшего русла какой то речки. Русло наполнялось по весне, а к лету пересыхало и сейчас напоминало извилистую, довольно широкую — метров в 50 — дорогу, только всю усыпанную валунами и камнями, так, что передвигаться по ней не было никакой возможности, только по тропе, что вилась, то прямо по берегу, то поднималась на 5-10 метров. В общем, я шел и наслаждался красивой природой и хорошей погодой.

Пока не упал в пропасть.

Ладно, не упал, а почти упал. И не совсем в пропасть, но примерно с высоты третьего этажа.

А дело было так. Иногда тропу пересекали песчаные водопадики — вместо воды сверху, тонкой струйкой, сыпался песок, и на тропе образовывалась маленькая кучка. Подойдя в первый раз, я замедлил шаг и начал осторожно идти по этой кучке. Вдруг, песок подо мной поехал вниз и я поехал вместе с ним в пропасть. Пропасть — это конечно громко сказано, но лететь 5–6 метров на камни — та еще перспектива. Я упал на живот и постарался уцепиться за что — нибудь свободной рукой, но все равно продолжал вместе с песком сползать вниз. Тогда я выкинул вверх руку с палаткой, которой удалось зацепиться за камень. Тут подоспел, шедший за мной, Ткачев, и ухватившись за сумку, вытащил меня. Короче, отделался испугом и оцарапанной рукой. Потом подобные песчаные водопады встречались частенько, но я уже научился их преодолевать. Ловите лайф-хак — если вам на горной тропе встретится нечто подобное, надо просто ускорить шаг, и тогда песок не успеет осыпаться под вами.

Отряхнувшись, отдохнув и успокоившись, мы продолжили путь.

Но, похоже, что Горный Дагестан решил испытать мою нервную систему на прочность, потому, что через какие то полчаса, завернув за очередную скалу я встретился взглядом с огромной овчаркой. Представляете на горной тропе, где с одной стороны скала, а с другой — обрыв, вы сталкиваетесь нос к носу с алабаем, которого выпустили на прогулку еще и без намордника?!

А намордника не было, потому что он был не на прогулке, а на работе. А работал он пастушьей собакой — за ним, вытянувшись в цепочку по одному, шествовало штук 30 овец. Последним шла еще одна собака, а завершал процессию дедушка лет семидесяти верхом на маленькой лошадке и в папахе. На морде алабая (в отличие от моей) не дрогнул