Все эти мысли промелькнули в голове Юры в одно короткое мгновение. Он увидел, что Микки положил руку в перчатке шоферу на плечо. Но прежде чем машина остановилась, Юра каким-то странным, чужим, заячьим голосом выкрикнул:

– Вы… вы обознались, господин!.. – и тут же нырнул в толпу, спрятался за спинами прохожих.

Он еще слышал, как скрипнули тормоза и Микки вновь выкрикнул:

– Юра! Ну куда же ты!.. Постой, пожалуйста!..

Усиленно работая локтями, Юра, зачем-то пригибаясь, пробивался сквозь толпу. В какую-то секунду ему даже показалось, что Микки настигает его, что он уже вот-вот, совсем близко…

Выбравшись из толпы, он помчался по узкому переулку. Вбежал в полуоткрытую калитку какого-то сада, перемахнул через забор, скрылся в парадной двери трехэтажного дома и через черный ход выскочил уже на другую улицу. Услышал громкий топот. Хотел было вернуться, но увидел, что это катится по улочке тяжеловес с поклажей угля. Совершенно незнакомая улица вывела его к Азовской, от которой до Хрулевского спуска, где жила Наташа, было рукой подать. Но Юра теперь боялся бежать к ней. В нем проснулся опыт конспиратора. Еще Красильников когда-то говорил ему: «Если подозреваешь, что тебя выслеживают или преследуют, уводи шпиков куда-нибудь на другой конец, запутывай следы».

Обойдя по улице Кази и Шестой Бастионной Наваринскую площадь, Юра вскоре оказался на грунтовой дороге, ведущей из города. Из-за волнения он не сразу узнал эту дорогу, но спустя какое-то время понял: она ведет в Херсонес. До его развалин всего три версты. Там, в этом огромном музее под открытым небом, никем сейчас не охраняемом, среди раскопок старых оборонительных стен, базилик, некрополей, среди новых монастырских зданий и садов его, уж точно, никто не найдет. Спрятавшись, он без риска сможет отсюда наблюдать, преследуют его или нет. Микки вполне мог кликнуть жандармов или агентов контрразведки, и они уж наверняка ищут его повсюду.

Но нет, в Херсонесе его не так просто будет найти. Он знает там каждый закуток. Надо только как можно быстрее туда добраться.

И Юра торопливо пустился по дороге. Он даже не подумал о том, что оказаться одному на пустынном шоссе значило демаскировать, раскрыть себя, подвергнуть опасности. Когда эта мысль пришла ему в голову, он остановился, огляделся. Но вокруг не было никого. Вот и Херсонес! Успокоившись, он прибавил шаг…

Забравшись в раскоп и лишь изредка высовывая оттуда голову, он оглядывал окрестности. Нет, никакого преследования пока не было.

Сидя на обломке какой-то древней мраморной колонны, еще не до конца освобожденной от земли, Юра горестно обдумывал свое положение. Для того чтобы попасть домой в Александро-Михайловку, ему надо сквозняком пройти через весь город и переправиться на противоположную сторону Южной бухты. Но не исключено, что на ноги поставлена уже вся севастопольская полиция. Всем шпикам роздано описание его примет: Микки его хорошо разглядел. И теперь его, конечно же, разыскивают на трамвайных остановках, проверяют все проезжающие пролетки, присматривают за пристанями…

Ну, а если все же как-то пробраться к Наташе и у нее переждать несколько дней, пока все уляжется? Дождаться, скажем, ночи, полукругом обойти город глухими окраинами, выйти к Южной бухте, пройти вдоль трамвайных путей к вокзалу, а оттуда – узкими улочками до Хрулевского спуска?

Нет-нет, все это не то. Появляться ему в городе – днем ли, ночью – крайне опасно. Положение, как показалось Юре, было практически безвыходным.

Откуда-то из соседнего раскопа тянуло добрым древесным дымком, к тому же попахивало свежеиспеченным хлебом. Юра уже давно ощущал усталость, а сейчас к ней добавилось еще и чувство голода.

Выбравшись из раскопа, прячась на всякий случай между нагромождениями мраморных обломков, он прошел по узкой, петляющей тропке к следующему раскопу. Заглянув в него, он увидел человек пять мальчишек в живописных лохмотьях. Они со всех сторон обсели неяркий костерок и, нанизав на тонкие ивовые прутики ломти хлеба, обжаривали их на огне. Юра даже сглотнул слюну, когда представил себе кусочек теплого, подрумяненного, пахнущего дымком хлеба!

Сзади вдруг послышалось какое-то шевеление, Юра испуганно обернулся и глаза в глаза встретился с оборванным рослым пареньком с вымазанным сажей лицом. Беспризорник с вызовом смотрел на Юру.

– Мы давно за тобой наблюдаем, еще когда ты только сюда пришел, – сказал он. – Шпионишь?

– Ни за кем я не шпионю, – оскорбился Юра, его вовсе не испугал грозный вид мальчишки. – Просто пришел… Я, может, тут гуляю!

– Ха! Он гуляет! – возмутился явной ложью беспризорник. – Сидел в яме, выглядывал…

– А вам, собственно, какое дело! Где хочу, там и гуляю!..

– А может, тебе за нами поручено следить! – И беспризорник громко, в четыре пальца, как умеют только голубятники, свистнул.

И тотчас окружающая костерок ватага сорвалась с места, рванула из раскопа, обступила Юру.

– Вот! Брешет: гуляю тут! – доложил беспризорник своим товарищам. – А сам за нами зырит!

– Ни за кем я не зырю, – оказавшись в таком опасном окружении, стал оправдываться Юра. – Я, может, сам от шпиков спасаюсь. Меня, может, тоже сейчас…

– Три ха-ха! Кому ты нужен! – Беспризорник опять обратился к товарищам: – Опять, гад, брешет!

– А может, и не брешет! – раздался за спиной Юры чей-то спасительный голос. – Это наш пацан!

Юра обернулся, взглянул на своего защитника и даже не поверил своим глазам: перед ним стоял Ленька Турман, все в таких же развевающихся клешах, только еще более похудевший, с погрубевшим лицом и наголо остриженный.

– Леня! – обрадовался Юра и даже как-то подался к нему, чтобы поздороваться за руку и этим показать остальным, что они с Ленькой Турманом не какие-то там случайные знакомые, а очень даже хорошие приятели, может, даже друзья.

Но Ленька не ответил на этот порыв, не протянул руки, лишь критически осмотрел его с ног до головы и с легким презрением в голосе сказал:

– Совсем обуржуазился! – и, вспомнив их предыдущую встречу, спросил: – Что, нашел все-таки свою теху?

– Нашел! Только я тогда, Леня, все тебе выдумал – ну что тетю ищу. То есть я знал, что у меня где-то есть тетя, мамина сестра, только не знал, где ее искать. А оказалось, она живет здесь, под Севастополем…

– Во, Турман, видишь! Сам сознался, что и тебе набрехал!..

– Тихо! – остановил базар Ленька и вновь строго спросил Юру, совсем как на допросе: – Ну давай! Трави дальше про тетку! Мы любим байки про теток слушать!

– Но я же правду! Мамина сестра. Только не здесь, в Севастополе, а в Александро-Михайловке. И еще муж у нее – летчик.

– Белый?

– Он инструктор. Ну учит на летчиков.

– А еще у тебя был другой дядька, помнишь? Который в крепости сидел…

– Это не дядька. Это Кольцов. Мой друг Павел Андреевич Кольцов. Его как-то выпустили. Или сбежал, не знаю точно. – Юра объяснял непоследовательно, сбивчиво, но по мере его рассказа лицо Леньки Турмана становилось менее агрессивным, разглаживалось, добрело.