– Сам займусь! – с готовностью предложил Кононенко.

– Не нужно привлекать внимание. Когда сам начальник райотдела полиции является с расспросами, это подозрительно… У вас в местной газете есть кто-нибудь?

– Э?.. Виноват, товарищ Зеленский, вы кого имеете в виду?

– Стукача! – Масовец ощутил легкое раздражение из-за недогадливости собеседника. – Надежного человека!

– Никак нет… – Кононенко поразила подобная мысль. – Да зачем же? У нас с главным редактором хорошие отношения, он всегда навстречу пойдет. Не нужно было еще кого-то в редакции вербовать, потому что главный – свой человек…

– Да, верно… – Зеленский говорил медленно, обдумывая варианты. – Маленький город, приличная местная газета. Вот и переговорите с главредом. Пусть подберет из своих кого пошустрей, чтобы не накосячил. У вас в городе капитан, которого по центральному телевидению показывали. Пусть журналист возьмет интервью для районной газеты и заодно поспрашивает сотрудников гостиницы, как устроились наши скромные герои, чем занимаются и прочее. Ну и между делом насчет сегодняшнего вечера пусть разузнает. Не покидал ли кто гостиницу. И по своим каналам тоже проверяйте.

– Так точно. Сделаем.

Они остановились над телом курьера. Зеленский, кряхтя, опустился на колено и полез под куртку убитого. Проверил карманы, потом еще раз… Поднял удивленные глаза на майора:

– Не понимаю. При нем должны быть деньги. Он доставил груз заказчику, сообщил Гоче, что все в порядке и что он возвращается. Зачем эсэмэс? Затем, что Гоча ждет плату, курьер обязан уведомить и привезти деньги.

– Может, они переводом или по предоплате? Да не смотрите на меня как на идиота, товарищ Зеленский! Я отлично понимаю, что эти люди работают за наличку и рассчитываются по факту… но ведь должно быть какое-то объяснение!

– М-да…

– А может, в «мазде» у него тайник?

– Вряд ли. Доставка-то мелкая, денег не так уж много, курьер бы скорее при себе держал. То есть, конечно, обыщите машину. Слишком много странного в этой истории. Слишком, слишком много!.. Ладно, вызывайте кого там полагается.

Когда погоня скрылась за углом, Лиза соскользнула с ветки над дорогой, секунду висела, слегка покачиваясь. Потом, уравновесив центр тяжести, разжала пальцы и мягко приземлилась, не издав ни звука. Осторожно, избегая полос света, идущих от фар «мазды», приблизилась к неподвижному телу. Протянула руку, не решаясь прикоснуться. Мужчина сидел на коленях, прислонившись лбом к воротам, которые так и не успел отпереть.

Наконец Лиза дотронулась до него кончиками пальцев. Мужчина не шевельнулся. Лиза взяла его за плечо, тряхнула. Он завалился на бок и замер в неестественной для живого человека позе. Распахнулась пола куртки, Лиза увидела во внутреннем кармане плотно упакованный в непромокаемую ткань пакет. Взяла двумя пальцами, потянула из кармана, не сводя взгляда с мертвого лица. Лунный свет отражался в остекленевших глазах. В мультфильмах о супергероях все выглядело иначе, и крови столько не бывало. Но жизнь – не мультфильм… Это простенькое открытие потрясло Лизу. Оно вертелось в голове, обрастая всевозможными догадками, следствиями и выводами…

Девушка развернула упаковку, пощупала купюры. Из-за этого люди убивают друг друга. Плохие, злые, неправильные люди. Герой любимого мультфильма сказал бы: «Этот город нуждается в защитнике». Мысль, уже вызревшая в сознании существа, считавшего себя Лизой Шилковой, окончательно сформировалась. Этот город нуждается в защитнике.

Лиза плавно поднялась и скользнула вдоль забора к воротам бабушкиного дома. Отворила створку совсем чуть-чуть – казалось, человек не сможет протиснуться в эту щель. Но Лиза обладала невероятным чувством ориентации в пространстве. Говорят, кошка пролезет там, где пройдет ее голова. Должно быть, и Лиза обладала этой способностью. Она шагнула во двор и бесшумно затворила створку ворот. Присела, прислонившись спиной к забору, и долго слушала, как рассуждают рядом, на улице, возвратившиеся мужчины. Убийство их не возмущало. Они не радовались смерти себе подобного, но и не сожалели о ней. Равнодушие – вот что было в их голосах. Гораздо больше их беспокоила пропажа денег. Город заперся, город затаился, а по улицам ночью ходят вот такие существа.

Да, этот город нуждается в защитнике.

* * *

Утром Алехин застал в научном центре такую сцену: профессор отчитывал новичков, а те притворялись, будто раскаиваются. Проводники топтались тут же и косились по сторонам, им было скучно. Женя Кожинов стоял, опираясь на палку, и отводил глаза – он явно чувствовал себя неловко.

– Я понимаю, студенческие привычки дают себя знать, – ворчал Баргозов, – но у нас работа сложная, ответственная. Вы поймите: дело не в том, чтобы отчитаться передо мной! Вы пойдете в Сектор, там по-настоящему опасно. А если руки будут дрожать – и сами пропадете, и товарищей погубите. Я хочу быть уверенным в людях, которые рядом со мной там, за Барьером. Женя! Ты же мог объяснить молодежи, подсказать? А вы, Кирилл! Сидор! Ну вы же не дети! Взрослые, казалось бы, люди!

Алехин с сотрудниками остановился, дожидаясь конца разноса.

– Нет, профессор, ты не прав, – возразил Сидор. Остальные молча слушали, а долговязый проводник неожиданно решил поспорить. – Чего на пацанов напустился? Мы сами им наливали. Завтра ж в рейс не идти, только возвратились. Пусть пока душу отведут.

– И потом, Петр Ильич, – поддержал напарника Кирилл, – нам необходимо создать трудовой коллектив, притереться, узнать друг друга как следует. В воспитательных целях мы провели собрание. Это вы верно отметили – нам вместе в рейс. Как брать с собой непроверенного человека?

– Проверяли, значит? – нахмурился Баргозов.

– Хорошие ребята, – твердо сказал Кирилл, – теперь и в рейс с ними могу. Вы же знаете, перед выходом мы – ни капли!

– Знаю, – кивнул ученый, – потому и принял вас в штат. Молодые люди, вы поняли? В ночь перед выходом за Барьер – ничего хмельного.

– Само собой, – с готовностью согласился патлатый рыхлый новичок – Григорий Мальцев. – Мы вообще трезвенники! Почти вегетарианцы!

А другой, Олег Свирцев, вдруг обернулся к Алехину и спросил:

– Товарищ капитан, а вы с нами будете выходить в Сектор?

Парень смотрел внимательно и серьезно, Алехин даже немного смутился. В этом взгляде чувствовалось нечто странное, Свирцев как будто изучал его. Вспомнилось неправдоподобно чистое личное дело, почему-то закрытое для просмотра.

– Вряд ли. Хотя позже поглядим.

– Нет, мы не пойдем, – ухмыльнулся Шартьев, – мы же не прошли крещение, нам ваши проводники не наливали. Значит, мы непроверенные, нас в Сектор брать нельзя. Правильно, мужики?

– Отставить, товарищ прапорщик, – бросил Алехин. – Мы на службе. Петр Ильич, так мы можем занять две или три комнаты в вашем здании?