«Биглю» было поручено исследовать южную оконечность Южной Америки, в частности сложный островной район вокруг Огненной Земли. Адмиралтейство предоставило для навигации одиннадцать хронометров – ведь это была первая попытка совершить кругосветное плавание, в которой предполагалось определять долготу с помощью морских хронометров. Фицрой одолжил еще пять и шесть докупил. Так «Бигль» вышел в море с солидными двадцатью двумя хронометрами на борту.

Началось путешествие не лучшим образом. Как только корабль вошел в Бискайский залив, Дарвина сразила морская болезнь. А лежа в койке и страдая от тошноты, он был вынужден мириться со звуками порки матросов, которые доносились с палубы. Фицрой был строг в отношении дисциплины, особенно на раннем этапе плавания. В глубине души капитан думал, что его «собеседник» сойдет с корабля, едва тот подойдет к берегу, и убежит назад в Англию пешком. Предполагалось, что корабль сделает остановку на Мадейре для запаса провизией – и это было прекрасной возможностью для того, чтобы сойти. Но подход к Мадейре был отменен из-за сильных волн и отсутствия острой необходимости (3:0 в пользу волшебников?).

Вместо этого «Бигль» направился к Тенерифе, что на Канарских островах. Если бы Чарльз сошел там, то увидел бы вулканы и великое драконово дерево. Но консул Санта-Круса испугался, что гости из Англии занесут на острова холеру, и не позволил «Биглю» зайти в порт без прохождения карантина (4:0? Посмотрим). Не желая ждать у берега необходимые для этого две недели, Фицрой дал приказ взять курс на юг, к островам Кабо-Верде.

Может, волшебники тут и ни при чем, но что-то определенно желало, чтобы Чарльз оставался на «Бигле». Наконец, его совсем лишило выбора пятое совпадение, на этот раз связанное с его большой страстью, геологией. Пока «Бигль» шел на запад, океан успокаивался, а воздух теплел. Дарвин ловил планктон и медуз в самодельные марлевые сети. Все налаживалось. Когда они наконец высадились на землю – это был остров Сантьягу в архипелаге Кабо-Верде, – Дарвин с трудом мог поверить своему счастью. Сантьягу состоял из обнаженных вулканических пород с коническими вулканами и долин с буйной растительностью. Здесь Чарльз мог заняться геологией – и естественной историей.

Он собирал все подряд. Заметил, что осьминог способен менять окрас, и ошибочно посчитал это новым открытием. За два дня он разработал геологическую историю острова на принципах, которым научился у Лайеля. Лава затекала в ложе океана, покрывая раковины и прочие породы, и в результате возвысилась над водой. Все это, очевидно, произошло сравнительно недавно, поскольку раковины выглядели такими же новыми, что и те, что лежали на берегу. Это не соответствовало общепринятой теории того времени, согласно которому вулканические образования считались неимоверно старыми.

Молодой человек становился на ноги.

В конечном итоге путешествие растянулось на пять лет, и за все это время несчастный Дарвин так и не сумел привыкнуть к качке и даже на подходе к дому страдал морской болезнью. Однако он ухитрился провести бóльшую часть плавания на земле, пробыв на море лишь восемнадцать месяцев. На земле же Дарвин совершал открытие за открытием. В Бразилии обнаружил пятнадцать новых видов плоских червей. В Аргентине изучал нанду, крупных нелетающих птиц из семейства страусовых, и нашел много окаменелостей, в том числе голову гигантского броненосцеподобного глиптодонта. На Огненной Земле занялся антропологией и изучал людей. «Никогда не забуду дикости той группы», писал он после встречи с «голыми дикарями». Среди других окаменелостей обнаружил кости наземного ленивца мегатерия и ламоподобных копытных – макраухений. В Чили Дарвин изучал геологию Анд и пришел к выводу, что они, как и соседние равнины, поднялись вверх в результате крупного геологического смещения пластов.

От южноамериканских берегов «Бигль» направился на северо-запад к Галапагосу, плотной группе из дюжины островов посреди Тихого океана. Острова имели удивительную геологию – здесь также преобладали вулканические породы, а среди животных было множество таких, какие нигде больше не встречались. Там обитали поразительные гигантские черепахи, в честь которых был назван архипелаг. Дарвин измерил длину одной из них – она составила два метра. Были там и игуаны, птицы – олуши, славки, вьюрки. Клювы последних имели разные формы и размеры в зависимости от их пищи, и Дарвин разделил этих птиц на несколько подсемейств. Он не заметил, что особи, обитавшие на разных островах, отличались друг от друга, пока ему не указал на это Николас Лоусон. (Снова волшебники? О, совсем скоро тут кое-что случится…) Зато он обратил внимание на то, что на островах Чарльз и Чатем (сейчас это Санта-Мария и Сан-Кристобаль) обитали разные виды пересмешников, и, теперь уже настороженно, осмотрел остров Джеймс (Сан-Сальвадор), где обнаружил третий вид этих птиц. Но эти мелкие различия между видами и их отношение к местной географии мало интересовало Дарвина. Он смутно понимал некоторые идеи об изменениях видов, или «трансмутации», о которых узнал от своего дяди Эразма, но эта тема не увлекала его и он не видел особых причин собирать свидетельства ни за, ни против них.

Затем «Бигль» продолжил плавание на Таити, в Новую Зеландию и Австралию. Дарвин увидел чудеса – благодаря чему в скором времени должна была свершиться мировая революция. Но тогда он еще не осознавал увиденного.

А на Таити Чарльз впервые увидел коралловый риф. Прежде чем покинуть Австралию, он решил разобраться в происхождении коралловых островов. Лайель предположил, что если обитатели кораллов живут лишь на небольшой глубине, куда попадает достаточное количество солнечного света, значит, рифы выросли на вершинах подводных вулканов. В пользу этой догадки говорила и их кольцевидная форма. Дарвин не поддерживал его теорию. «Идея о коралловом острове диаметром в 30 миль, подразумевавшая наличие подводного кратера равного размера, всегда казалась мне чудовищной». У него имелась собственная теория. Ему уже было известно, что земля может подниматься – он видел это в Андах. И посчитал, что если в одном месте она идет наверх, то в другом должна опускаться, чтобы удержать равновесие земной коры. Допустим, когда риф начал менять форму, глубина в том месте была небольшой, но дно океана стало медленно идти вниз и коралловые полипы у поверхности продолжили образовывать рифы. В итоге получалась огромная коралловая гора, которая возвышалась над тем, что теперь стало океанским дном – целиком созданная крошечными существами, в течение всего этого процесса находившимися на небольшой глубине. А как быть с кольцевидной формой? Она возникает в результате затопления острова, окаймленного кораллами. Остров погружается под воду, оставляя посередине впадину, а рифы продолжают расти.

Спустя пять лет и три дня после отплытия из Плимута Дарвин вернулся домой. Отец оторвался от завтрака и взглянул на него. «Ба! – произнес он. – Да у него же форма черепа изменилась».

Понятие эволюции Дарвин придумал вовсе не на борту «Бигля». Тогда он был слишком занят – собирал образцы, составлял геологические карты, вел записи и страдал морской болезнью, – и не мог объединить свои наблюдения в связную теорию. Но вскоре после окончания плавания его избрали в члены Королевского геологического общества. В январе 1837 года он представил свою вступительную работу о геологии побережья Чили. В ней Дарвин выдвинул предположение, что Анды изначально находились на дне океана, а затем поднялись на поверхность. В своем дневнике он восхищался «необыкновенной силой, возвысившей эти горы, и еще больше – бесчисленными веками, которые понадобились для этого прорыва и выравнивания их масс». Много позже чилийское побережье стало одним из свидетельств «дрейфа материков»: теперь мы думаем, что эти горы возникли вследствие подвига, когда тектоническая плита Наска погрузилась под Южно-Американскую плиту.