Произнося эту страстную тираду, Дерябин, как маятник, носился от своего кресла к окну и обратно. Никогда Федор не только не видел директора завода в таком возбуждении, но даже и предположить не мог, что такое в принципе возможно.

— Ну, наверное, можно спросить у самого подрядчика… — начал было Федор, но Дерябин замахал на него рукой.

— Да подрядчик скажет, что ему вообще ничего не плачено, да еще и расписку от покойного в этом принесет! — с неподражаемым сарказмом возразил Федору он. — Вы видели их главного, этого Бахтияра? Нет? Это же жулик, наркоман и басмач!

«И бо-ольшой бабник в придачу!» — ухмыльнулся про себя Федор, вспомнив вчерашний разговор Куницына по мобильному.

— Еще можно поинтересоваться у нашей главбухши Розы Анатольевны, — вслух продолжил он свои размышления. — Я думаю, у нее могут быть расписки.

— Вы полагаете? — с надеждой спросил Дерябин. — Пусть она составит подробный реестр, а вы передадите его мне.

— Вряд ли Роза Анатольевна станет делать то, что я ей скажу, — поправил директора Федор, представив «белую мышь» мысленным взором.

— Я позвоню ей! — отмахнулся от возражения Дерябин. — Пусть только попробует не сделать того, что вы ей от моего имени прикажете! И вообще, Федор Андреевич, что бы вы сказали, если бы у вас стало больше полномочий? Ну, и ответственности, разумеется. Мне кажется, что если вас соответствующим образом заинтересовать… Вот какую вам Куницын платил зарплату, если не секрет?

— Восемьсот долларов, — честно признался Федор.

«Но собирался прибавить», — хотел было он набить себе цену, но осекся, вспомнив, откуда им эта информация была почерпнута.

— Класс, что можно ожидать от человека за восемьсот долларов в месяц? — пробормотал себе под нос Дерябин и уже в голос сказал: — Предположим, что с сегодняшнего дня ваша зарплата удвоится. Я мог бы рассчитывать, что за это вы взяли бы на себя не только, как сейчас, технические вопросы строительства и работу с подрядчиком, но и финансы с точки зрения их учета, и планирования расходов?

«Нет, все-таки не зря я сюда приехал! — возликовал внутренне Федор и сразу же опустил себя на землю: — Вот только бы дожить до этой большой зарплаты!»

— Конечно, мог бы, — просто ответил он нервно ожидающему его решения Дерябину.

— Ну, вот и отлично! — снова заулыбался директор. — Тогда так и договоримся: сегодня пятница, работайте по своему плану, но обязательно пообщайтесь с вашей главбухшей. За выходные обдумайте программу действий, а в понедельник мы с вами встречаемся и обсуждаем все, что нужно, чтобы безусловно закончить стройку к маю или раньше, о’кей?

И он выразительно посмотрел на часы. Федор, восприняв этот жест как сигнал к завершению аудиенции, выехал вместе со стулом из-под стола, встал и двинулся было к выходу, но оказалось, Дерябин имел в виду совершенно другое.

— Куда же вы? — остановил он Федора. — Время — обед. Не перекусите со мной, Федор Андреевич?

У не успевшего позавтракать Федора под ложечкой давно творилось нечто невообразимое, и директорское предложение было весьма кстати. Из субординации, конечно, следовало бы вежливо отказаться, но, с другой стороны, за последние полчаса самооценка Федора существенно выросла. Недолго думая, он согласился.

— Тамара, мы с господином Ионычевым перекусываем в моей рест-рум! — бросил Дерябин, нажав кнопку переговорного устройства. После этого он стремительно подошел к задней стене кабинета, словно собираясь пройти сквозь нее, и толкнул рукой одну из панелей. Панель оказалась потайной дверью и от толчка бесшумно открылась. Следуя приглашающему жесту Дерябина, Федор вошел первым, для чего ему пришлось немного наклонить голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Директор вошел следом, и дверь за ним закрылась, как показалось Федору, автоматически.

В маленькой рест-рум, как на английский манер назвал свою комнату отдыха Дерябин, для этого самого отдыха было абсолютно все, что нужно — от просторного кожаного дивана до телевизора с DVD-плеером. За одной из двух дверей в углу вообще оказалась самая настоящая туалетная комната с душем! Перекусон, причем на две персоны, оказался уже большей частью накрыт на низеньком журнальном столике между двух кожаных, в стиль дивана, кресел. Постучавшаяся в дверь буквально вслед за мужчинами Тамара только принесла на подносе вкусно дымящийся кофейник с чашками, сняла салфетки с блюд и тарелок, заблаговременно расставленных на столике, и застыла в ожидании указаний.

— Нас не беспокоить, — бросил ей Дерябин, и она исчезла, оставив после себя только легкое облачко аромата приятного и при этом очень ненавязчивого парфюма.

Под салфетками оказались аккуратно нарезанные салями, ветчина и сыр, белый и черный хлеб, галеты и даже фрукты — в общем, все, чтобы полноценно утолить голод. Однако наличие на столе рюмок недвусмысленно свидетельствовало о том, что весь этот харч должен был быть употреблен не сам по себе, а сыграть почетную роль закуски. «Неужели и выпить предложат?» — уже вконец ошалев от оказанного ему приема, предположил Федор, проваливаясь в мягкое, как кокон, кресло.

И словно материализацией мысли Дерябин извлек из узкого настенного ящичка бутылку французского коньяка, ловко открыл ее и водрузил между приборами. Аромат напитка заструился над столом, но Федора внезапно передернуло — это оказался «Курвуазье», точно такой же, какой пили все трое участников ночной драмы в Коровино.

— Вы не за рулем? — поинтересовался Дерябин, разливая коньяк в рюмки.

— С некоторых пор нет, — отозвался Федор, представив себе мерзнущие в заснеженном дворе останки своей «шахи».

— Вот и прекрасно, а то употребление алкоголя за рулем может дорого обойтись! — назидательным тоном произнес Дерябин, накладывая в тарелку Федора закуски.

У Федора была пара печальных случаев из собственной практики, безусловно подтверждающих эту сентенцию, и он открыл уже было рот, чтобы поддержать предложенную директором тему трезвости за рулем, но Дерябин неожиданно продолжил:

— Гаишники совершенно оборзели, соткой баксов дело уже не обходится, ханыжат, суки драные, и две, и три!

Федор даже рот забыл закрыть, столь неожиданными были смысл и лексикон фразы из уст такого джентльмена, как Евгений Эдуардович! А тот, явно забавляясь произведенным эффектом, весело засмеялся, поднял рюмку и вдруг стал серьезным:

— Ну, помянем вашего шефа и моего партнера Алексея Дмитриевича Куницына, пусть земля ему будет пухом! — безо всякой патетики, тепло и просто сказал Дерябин.

Федора почему-то очень обрадовало, что у неожиданного выпивона с директором завода вдруг оказался такой бронебойный повод. И хотя на знаменитый вопрос Остапа Бендера: «А был ли покойный нравственным человеком?» в случае с Алексеем Куницыным Федор имел все основания не особо задумываться над ответом, сейчас он выпил почти искренне. Потому что смерть — это почти всегда полный расчет за грехи… Да и коньяк, черт побери, несмотря на страшные ассоциации, был хорош! Федора сразу очень приятно хлобыстнуло в затылок, он налег на бутербродики, а Дерябин тут же налил по второй. Выпили — уже без поминальных слов, но еще не чокаясь. Федору совсем прихорошело.