Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Туристы? — буркнул мужчина. — Нет больше такого понятия. Как нет больше дилетантов, пассивных наблюдателей. Нынче каждый должен жить реальной жизнью. Или умереть.
Он произнес это с удовольствием, будто смакуя.
Отец Натана Ли, кажется, говорил нечто похожее. Жизнь — риск, смерть — паскуда.
— Вы что, правда не понимаете? — обратилась к Натану Ли Моника. — Сейчас весь мир такой. — Ее пальцы вплыли в ореол пламени. — А совсем скоро будет вот таким.
Кончиками пальцев она сжала фитиль, погрузив стол в сумрак.
Спустя минуту, когда глаза Натана Ли привыкли к темноте, он увидел свою тарелку с едой. И вновь запустил в нее ложку.
— Мы опередили болезнь, — рассказывала Моника. — Мы были в Индии, когда она разразилась в Европе и Африке. Это произошло одиннадцать месяцев назад. Теперь эпидемия шагает через Центральную Азию. Нам пришлось прийти сюда, чтобы дождаться своей судьбы.
— А ведь были предвестия, — сказал ее любовник. — Знамения. Землетрясения. Лавины в Альпах. Разрушительные ураганы в Европе. Засуха в Африке. Лесные пожары в России. Полчища саранчи. Лягушки-мутанты. Друг рассказывал: в Косово реки, алые от крови.
Он замолчал, ожидая реакции американца.
Натан Ли не решался говорить начистоту, пока не доест. Кто знает, когда удастся перекусить еще раз. По словам этой французской парочки, в мире творится какое-то безумие. Они это называют чумой? Литании с мольбой об избавлении от бедствий явно недостаточно. Разве бывали на нашей планете времена без землетрясений, лавин, ураганов и нашествий саранчи? Все в порядке вещей, надо просто отдаться во власть Матери-Природы. А что касается изуродованных лягушек — все претензии к «Доу кемикал». Реки крови? Виноваты головорезы из Сербии.
— Прямо как при Моисее, — сказал он между двумя ложками.
— Да, — согласился француз. — Только на этот раз Бог не пишет, а стирает записи в Книге Бытия.
Он продолжил перечень бедствий: неурожаи, периоды небывалой жары, сильнейшие грозы, полное затмение и арктическая зима… в Риме и Майами!
— А теперь еще и какая-то инфлюэнца, — вежливо добавил Натан Ли.
— Нет, не инфлюэнца, — поправила Моника. — Неизвестная еще болезнь. Человек заболевает и очень быстро слепнет. Это начальный этап. Глаза становятся бесцветными.
Вот почему она рассматривала его глаза.
— Потом становится прозрачной кожа. Человек делается похожим на призрака. Выглядит даже красиво, — рассказывала она. — В последние часы жизни сердце человека — как на ладони.
— Вы сами видели? — спросил Натан Ли.
— Только на фотографиях в журналах. А теперь и их не стало.
Натан Ли не удержался:
— Люди умирают из-за того, что становятся невидимыми?
— Да нет же. Это всего лишь симптом. По мере разложения пигмента отказывает память. Вскоре человек забывает все. Начисто. Солдаты в бою бросают оружие. Это хорошо. Но и фермеры оставляют свои нивы. Матери забывают о детях. Распадаются общественные связи. Одна за другой вымирают нации. Лекарства нет. Надежды никакой.
— Говорите, это происходит в Европе?
— Нет больше Европы.
— Хоть кто-то наверняка спасся, — сказал Натан Ли.
— Никто.
Натан Ли не верил ни единому слову. Они явно преувеличивают, имея в виду некий очаг заболевания. Ни одна эпидемия не в состоянии выкосить сто процентов населения, в противном случае заболевание уничтожит само себя. Ему пришла в голову мысль, что эта пара — члены какой-нибудь секты Судного дня, на крючке у гуру или ринпоче[31].
— Вы не верите мне? — вскипел француз. — У меня семья… Моя страна… Ничего не осталось.
— Но ведь это настолько дико, — сказал Натан Ли. — Как может болезнь убить всех до одного?
Моника прервала его:
— Убивает не болезнь. Люди забывают самих себя. Это состояние умиротворения, а не смерть. Люди погибают оттого, что перестают помнить, что нужно питаться, или оттого, что выходят на холод раздетыми. Падают с мостов и тонут в реках. Забредают в море…
Их рассказ делался все более неправдоподобным.
— А где же врачи? Где агентства помощи при стихийных бедствиях?
— Они пытались ее оказать, — мрачно ответила Моника. — Но пали жертвой так называемой болезни докторов. Врачи пришли на помощь лишь для того, чтобы очень быстро найти свою смерть. Спасательные отряды вскорости тоже перестали высылать своих бойцов, потому что те сразу же заражались. Затем прекратили сбрасывать продукты с воздуха: решили, что еда только продлит мучения. Моя мать… — Она умолкла.
«Доченька».
Ее лицо словно высветилось в памяти Натана Ли. На мгновение он представил Грейс частью дикой фантазии французов. И тут же отбросил эту мысль, что оказалось очень просто. В своем сознании он не мог допустить такое. Грейс поддерживала и защищала его, пока он шел через ад. И он убережет ее.
По щеке Моники скользнула слезинка. Мужчина накрыл ее ладонь своей.
— Наши любимые избавились от страданий, — сказал он. — Они очистились и вошли в поток.
Натан Ли слушал эту чушь, и внутри него словно что-то переключилось. Он почувствовал гнев. Да, они накормили его, но он вовсе не обязан принимать все сказанное ими на веру. Их обманули, а вся эта история — попытка реализовать себя. Они отправились в паломничество, чтобы убить свое «я» и переродиться, и в их глазах вместе с ними сейчас изменяется весь мир.
— Значит, сюда идет чума? — подвел итог Натан Ли.
— С юга. Никто не ведает, когда она нагрянет. Через несколько недель. Или месяцев.
— Но почему люди ведут себя так, будто ничего не происходит? Им не рассказали?
— Они всё знают. Это было предсказано. Им просто некуда деваться.
С улицы несся звон храмовых колоколов. Прогрохотала тележка. Натан Ли с жадностью доел рис. От сытости и кофеина в голове прояснилось. И родился план.
— А вы как? — спросил он.
Моника уже взяла себя в руки.
— Великий Будда учит нас иметь ясный, чистый ум. Наше место здесь, — сказала она. — Этот век закончился. Народится более совершенная раса. Боги и богини вновь поселятся на горных вершинах. Колесо жизни делает оборот.
Натан Ли поблагодарил их за еду. И пожелал всего хорошего.
— Намасте, — ответила ему Моника. — Склоняюсь перед божественным в тебе.
Выйдя из ресторана, Натан Ли оседлал велосипед француза и уехал. Радостный стон слетел с его губ. Он свободен и едет к дочке.