— Эй! — окликнул я кота, притормаживая, удерживая за леску. — Это добыча нашей погремушки, нахалюга!

В ответ заработал только шипение с заунывным подвыванием и замах лапы с растопыренными когтями. Отдавать честно сворованное мой постоянный сожитель был явно не намерен. Он на рыбе, сколько его знаю, просто помешан.

— Да пусть его жрет! — махнула рукой Роксана. — Спасибо, кошак, ты меня спас от змеи.

— Не змея это! А вьюн. Рыба такая. И между прочим, я на этой речке с малых лет рыбачу, а такой здоровый мне ни разу не попадался!

Я сделал еще одну безуспешную попытку отнять рыбу и еле увернулся от царапин.

— Не будь жадиной, гризли, — откровенно потешалась уже надо мной Роксана. — Это же я типа осталась без обеда. А у котяры ты, похоже, не в авторитете.

— У него никто не в авторитете, особенно где дело касается еды, — ответил, поворачиваясь к ней и опять зависая от одного только взгляда на ее лицо сейчас.

Блестящие от недавнего легкого потрясения уловом глаза, румянец, что так и хочется назвать милым, даже рискуя получить за это первым попавшимся камнем по башке, расслабленная, так похожая даже на счастливую улыбка. Что тут же сменилась хмуростью, только она засекла мое ею любование. Переменчивая ты у меня, злючка крашеная, как ветер по весне, и такая же будоражащая, всю душу приводящая в смятение от предчувствия чего-то нового.

— Ну чего ты на меня так уставился? — насупилась она, и… Мне не чудится? Покраснела? Едва заметно, тут же отвернувшись, но да, так и было. — Прекрати!

— Будто я могу, — ухмыльнулся, осознавая, что рискую нарваться, но с этой волной оттепели внутри ничего уж не поделать. Ты заставляешь меня чувствовать, погремушка, и я намерен отвечать тебе взаимностью. Закрывайся, сколько хочешь, однажды устанешь это делать, а я всегда рядом и на низком старте. Рвану во всю мощь прямо тебе в душу, и черта с два ты меня оттуда потом вытравишь. Корни мигом пущу, что тот сорняк ползучий. Драть пока в одном месте будешь, в другом только глубже и шире размахнусь.

— Чего там мочь, — фыркнула она и дернула острым плечом, как от холода передернулась. — Ну что, выдашь мне еще орудие труда, или я со спокойной совестью стану бездельничать. Попытка же была и засчитана. Я накормила твое чучело-мяучело, ты мне должен.

— А сама-то хочешь еще попытаться?

— Ну не следовать же твоему примеру и пялиться, как по голове ушибленная. Ладно бы ты еще тут голышом тусил.

— Тебе не нравятся качки, — напомнил я.

— Мне нравятся голые мужики. — Она неприкрыто провокационно прищурилась, глядя на меня через плечо. Думаешь, взбесишь, и я начну допытываться, скольких ты в таком виде лицезрела, настроение псу под хвост, и все снова скатится к грубому траху? Не угадала ты, нервомотка моя.

— Ну тогда сам бог велел сделать тебе приятное, — пожал я плечами и принялся неторопливо раздеваться.

Роксана повернулась, изумленно задрав левую, проколотую в двух местах бровь. Попыталась скорчить невозмутимую мордаху, но только я избавился от трусов и мой полувставший член подмигнул ей единственным глазом, завлекая, выдала себя трепетом заигравших ноздрей. Фыркнула якобы насмешливо, однако уж очень это напоминало резкий выдох, когда я совершал самый первый толчок, прокладывая себе путь в ее тело. И, естественно, полный стояк мне был мигом обеспечен. Вот ведь катастрофа дорогу мне перебежала. Только глянет искоса или с вызовом — кровь закипает. Подбородок острый вздернет — губы аж нудеть начинают от желания сожрать ее рот гавкучий. Она выдыхает по-особенному — и у меня стояк. Хотя будто от чего-то в этой крашеной инфекции повышенной заразности не так. Ходит, смотрит, ест, огрызается, гадости говорит — мне все едино, и результат один и тот же.

— Ты химию какую-то тоннами, что ли, жрешь? — чуть осипнув, ехидно спросила Роксана, уставившись на мой пах абсолютно бесстыже.

Что же за способность у нее смотреть вот так… Хрен же и объяснишь кому, даже себе. Цинично, без грамма смущения, но при этом и голодно, поглощающе. Меня от этой ее манеры будто одновременно и от земли отрывало, наполняя невесомостью, и каждый уголок тела наливался тяжестью неподъемной похоти.

— Я жру глазами тебя, Рокс, и химия мне ни к чему.

— Злоебучий гризли, — пробормотала она, чуть опуская ресницы. Крошечное движение, выдающее так много. Щекотка мягкого касания прямо по нервам.

— То есть рыбачить ты категорически не намерена? — подмигнул я ей, напоминая, к чему приводят вываливающиеся из ее рта ругательства.

— Ну нет, даже мне бывают нужны передышки, знаешь ли, — мотнула она головой, так рьяно, словно вытрясая оттуда кое-что, но при этом и облизнулась, как взвешивающая свои шансы поймать голубя сытая кошка. Вроде прямо сейчас и не голодна, но почему бы и нет. — К тому же я уже в предвкушении шоу «Рыбалка голышом».

Кто бы мне сказал пару дней назад, что я стану светить на весь белый свет голым задом и звенеть колоколами, только ради внимания женщины… да вообще в принципе хоть по какой-то причине. Но с Роксаной подобное не ощущалось дуростью или каким-то жалким выпендрежем. Как бы она ни силилась хранить непробиваемое выражение лица, взгляд начисто палил в ней такую же чрезмерную сексуальную жажду ко мне, какую чувствовал к ней сам. Чрезмерную, может, для адекватного кого-то со стороны или по чужим меркам. Но шли бы все с этими мерками. Я в этом сейчас, как в чистом кайфе, купался и никак и ничем тормозить не собирался.

— Смотришь только или участвуешь? — спросил, снарядив новую удочку и насадив наживку.

— Нет, спасибо, я уже тут частично обнажалась. Твоя очередь.

— Я про ловлю рыбы.

Да и раздевания тебе хоть как не избежать, погремушка, но пока потянем, попредвкушаем неизбежное.

— Ты забрось, а я потом за конец так и быть подержусь с безопасной стороны. — Роксана подошла ко мне со спины, встав явно нарочно так близко, что чуть не касалась. Такое издевательски малое расстояние, когда у меня волосы дыбом поднимались повсюду от ее дыхания между лопаток. И стоит ли упоминать, о том, что и так уже стоит.

— Пошлячка, — фыркнул, забросив поплавок осторожно, чтобы не задеть ее, и тут же подавился вдохом, когда она едва заметно, самыми кончиками пальцев коснулась моей поясницы.

Повела невыносимо медленно вверх к лопаткам, не усиливая нажим нисколечки, а во мне абсолютно все, что способно что-то ощущать, устремилось за этим мучительно-неторопливым скольжением ее пальцев. Дойдя до плеч, руки Роксаны отправились в обратный путь. До ягодиц, что сами собой напряглись чуть не до судорог. Меня аж качнуло, пришлось переставить ноги пошире для устойчивости, чтобы не полететь мордой в воду, когда совсем колени подведут. А ведь подведут, чую, если она так и дальше продолжит.

— Мстишь мне? — еле продавил сквозь сведенное спазмом горло.

— Всегда, — выдохнула Роксана мне между лопаток и лизнула самым кончиком языка.