Хунайн был не только ученым, но и хранителем духовных традиций христианства в исламском мире. Когда сын и преемник аль-Мамуна аль-Мутаваккиль приказал ему, своему личному лекарю, приготовить яд для одного из своих врагов, Хунайн ответил категорическим отказом, за что был брошен в темницу, где провел целый год. Ему пригрозили смертной казнью, если он и дальше будет проявлять неповиновение. Хунайн спокойно, но твердо объяснил, что выполнить приказ халифа ему запрещает вера, которая предписывает делать добро даже врагам, а также профессия, призванная приносить людям облегчение от страданий, а не наоборот. Устыдившись, аль-Мутаваккиль оправдался тем, что просто проверял честность своего лекаря.

Еще одним выдающимся сирийским переводчиком был Сабит ибн Кура (836—901). Звездочет из Харрана Сабит возглавлял школу из родственников и друзей, интересующихся астрономией и математикой. Именно этой школе были обязаны переводом на арабский язык работ Евклида и Архимеда. Немногим раньше в Харране также были переведены Евклидовы «Начала» и «Альмагест» Птолемея. Этот известный труд астронома-географа из Александрии (ок. 140) дошел до нас только в арабском переводе, как это видно даже из его названия.

Период переводов (ок. 790—890) положил начало важнейшему интеллектуальному движению раннего ислама, и, учитывая его влияние на католический Запад, можно утверждать, что оно было одним из важнейших в мировом масштабе. Благодаря ему носителям арабского языка стали доступны истинные сокровища индоиранского, семитского и эллинистического культурного наследия. Ислам потерял свой примитивный характер и национальную ограниченность, заняв место соединительного звена между Западной Азией и Восточной Европой. Это движение не имело аналогов вплоть до XIX в., когда стагнирующая ближневосточная культура получила новый толчок к развитию благодаря переводам с английского и французского. Не будет преувеличением сказать, что передача знаний и идей посредством перевода не менее значима, чем оригинальные произведения. Без перевода и переводчиков ни Десять заповедей, ни Нагорная проповедь, ни философия Аристотеля, ни Кодекс Юстиниана не обогатили бы сокровищницу мировой культуры.

После первоначального периода переводов и подражаний наступило время оригинального творчества. И вновь его центром стал Багдад. Таким образом, город превратился в мировую столицу науки, заняв достойное место в ряду других влиятельных центров просвещения, таких как Иерусалим и Афины. В теологии и юриспруденции, филологии и лингвистике арабские ученые уже проявили себя новаторами и творцами. И вот теперь они заимствовали и творчески перерабатывали идеи, пришедшие к ним благодаря переводу с других языков. Это особенно верно в том, что касается медицины, математики и географии.

Арабская научная медицина выросла из своей сирийско-персидской предшественницы, основанной на греческой традиции, которая, как уже говорилось выше, была, в свою очередь, многим обязана Ближнему Востоку, в частности Египту. Родоначальником целого семейства, достигшего высот в этой области, по свидетельству арабских историков, был ибн Бахтишу, сириец-несторианин, глава академии Юнди Шапур в Центральной Персии. Халиф альмансур, страдавший непонятным заболеванием пищеварительного тракта, призвал к себе ибн Бахтишу, и тот обосновался в Багдаде в качестве придворного лекаря. Свое дело и должность он передал сыновьям, а затем и внукам. Будучи христианином, ибн Бахтишу сопротивлялся попыткам обратить его в ислам. Как он сам объяснил халифу, он предпочел бы общество своих предков, будь то в раю или в аду. Внук ибн Бахтишу исцелил невольницу Гаруна ар-Рашида от истерического паралича, притворившись, что раздевает ее на виду у всех. В это время в Багдаде появилась первая больница, устроенная по образцу Юнди Шапура. В свою очередь, по аналогу с ней в провинциях было основано еще тридцать больниц.

Распространенность глазных заболеваний дала арабским врачам возможности для проведения исследований. Книга по офтальмологии, приписываемая Хунайну ибн Исхаку и впоследствии изданная в английском переводе, самая ранняя из тех, что нам известны. Наиболее неразвитой областью медицинской науки была хирургия. Следствием запрета на вскрытие трупов являлись весьма смутные знания в области анатомии человеческого тела.

В X в. арабский мир подарил человечеству целую плеяду блестящих врачей, чьи оригинальные труды обогатили как восточную, так и западную медицину. Подавляющее большинство их были писавшими по-арабски персами. Один из них, ар-Рази (865—925), якобы развесил мясные обрезки в разных районах Багдада и в качестве места для будущей больницы выбрал то, где они испортились меньше всего. Перу ар-Рази принадлежит самый ранний труд, в котором четко описаны клинические симптомы таких заболеваний, как корь и оспа. Ни греческие, ни другие источники не содержат такой информации. Еще более внушительный трактат этого же автора называется «Аль-Хави» (собрание, сборник), в 1279 г. он был переведен на Сицилии на латынь под названием Continens. Этот перевод выдержал несколько изданий и стал для европейцев одним из первых учебников по медицине. Вклад ар-Рази ставит его в один ряд с другими выдающимися мыслителями и практиками средневековой медицины.

Не менее плодовитым был и другой арабский медик, Али Аббас аль-Маджузи (ум. 994). Его последнее имя выдает в нем мага, то есть перса-зороастрийца. Принадлежащий его перу шедевр, Аль-Китаб аль-Малаки (Царская книга), посвящен его покровителю-султану. Помимо других ценных наблюдений в ней содержится одно из первых упоминаний о капиллярах. Кроме того, Али Аббас пишет, что во время родов ребенок появляется на свет не сам по себе, а благодаря мышечным сокращениям чрева матери. Книга аль-Маджузи — единственный научный труд, переведенный на латынь крестоносцами. Она почти столетие служила учебником медицины как на Востоке, так и на Западе, пока ее не заменил энциклопедический труд Ибн Сины.

В лице Ибн Сины (Авиценна, 980—1037) своих высот достигли сразу несколько областей арабской науки. Это был врач, философ, астроном и филолог. Ибн Сина появился на свет в семье фанатиков-шиитов (исмаилитов) недалеко от Бухары. В юности ему выпала честь работать в библиотеке саманидского правителя. Столь сильна была в юноше тяга к знаниям, что вскоре он прочел все книги в библиотеке и уже в двадцать с небольшим начал профессиональную карьеру. Границ между науками он не знал. Из девяноста девяти приписываемых ему работ несколько посвящены проблемам теологии, искусства и поэзии. Его шедевр — «Аль-Канун», в котором собраны все знания по медицине его времени. Так, например, в ней впервые содержится описание клинических различий между медиастинитом и плевритом, указывается на инфекционный характер туберкулеза, а также обсуждается распространение заболеваний через воду и почву. Переведенный на латынь в XII в. в Толедо Жерардом из Кремоны «Канон» заменил все более ранние тексты и был настольным пособием по медицине в течение многих веков. На Востоке он оставался медицинской библией вплоть до появления в XIX в. переводов работ английских и французских авторов.

Рука об руку с медициной развивались алхимия и ботаника, и в обеих областях арабы добились небывалых высот. Алхимия, как уже говорилось выше, обязана арабам своим рождением, а ее самым выдающимся представителем был уроженец Куфы Джабир ибн Хайян (р. ок. 735). Он как никто другой признавал важность практического опыта. Джабир научно описал кальцинацию и редукцию, две главные операции в химии. Он также улучшил методы плавления и кристаллизации. Однако, как и другие алхимики до и после него, Джабир тратил время и энергию на поиски так называемого философского камня, при помощи которого любой металл, например олово, можно превратить в золото. Другой химерой алхимиков был так называемый эликсир жизни, способный старика превратить в юношу и дарить бессмертие. В течение столетий Джабир считался высшим авторитетом в алхимии.