немного… ну, ладно, вру, на самом деле знаю кое-что, но рассказывать ничего не собираюсь. На мужчин я не падка, да и его мужиком после всего, что видела, знаю и придумала, считать тяжело. Скорее уж он для меня подобие жабы, которую мы в детстве на спор целовали, веря в древнюю легенду о заколдованном принце. Да, я свою серую жабу поцеловала, но она вместо принца в мужа превратилась, у которого повадки по-прежнему жабьи. Жизненно, ничего не скажешь: хотела принца, а получила… вот это.

Оборачиваюсь назад, чтобы увидеть его уродливый шлем и наглые красные глазенки. Чтобы тебе конъюнктивитом всю жизнь страдать и от поноса кайф получать, злыдень проклятый! Как-то не вовремя я его проклинать решила, как раз ручей переходим, вот я и навернулась на скользком камне. Ручей обдал с ног до головы холодной водой, а один из камней «удачно» воткнулся ровнехонько под глазом, оставив после себя живописный фингал. Да что за день-то такой неудачный? Точнее уже ночь, но мне все равно обидно. И как по тёмному лесу передвигаться без факела или лампы? Только страшные глазенки светят в спину, так бы выкололила их, вместе с настоящими глазами.

— Поднимайся, — снова командует этот монстр, чем доводит меня до состояния закипающего чайника. Скоро пар из ноздрей пойдёт.

Подняться-то поднимаюсь, прикрывая ушибленный глаз рукой, и недовольно поджимаю губы, когда он проходит мимо, обдав холодной водой ещё раз.

— Да чтоб вся твоя жизнь была для тебя наказанием, монстр проклятущий! — шепчу, смотря ему в спину, а затем машу ногой, чтобы обрызгать его водой так же, как он это сделал. Правда, намочить у меня получилось лишь саму себя.

Чёрт, как же обидно! Умирать не хочет, убивать тоже, да и прикасаться, видите ли, тоже нельзя! Нет, мне, конечно, все равно, но то, как он об этом говорит — бесит нереально. Считает, что какой-то там главнокомандующий выше самой кухарки, не ровня, видите ли, я ему! Это кто ещё кому не ровня!

Черная устрашающая броня почти растворяется во тьме, так далеко он ушел. Это мой шанс, смогу сбежать! На моем лице появляется улыбка, тихонько разворачиваюсь и, сделав шаг, останавливаюсь, точнее, меня останавливают.

— Убить не могу, но палец отрезать — могу. Живо пошла вперед и так, чтобы я тебя видел! — говорит это чучело, не соизволил обернуться.

Нагибаюсь к ручью, достаю оттуда булыжник размером с мой кулак и бросаю в этого гада. Мои глаза даже не успевают заметить, так быстро он поворачивается и разрубает булыжник своим мечом. Две половинки падают в траву, мы оба смотрим на них, а после встречаемся взглядом.

— Ой, — выдыхаю, а затем невинно улыбаюсь.

Вполне возможно, что моя улыбка не произвела фурор на серую жабу, поскольку он медленно и угрожающе пошел на меня, вальяжно таща по земле за собой свой клинок. Спина, бок, рука — извиняйте, но жизнь всё-таки важнее плохого самочувствия.

Ну, за что мне все это? Что я такого сделала? Чёртовы Ферер и Кромовской, чтоб вы всю жизнь одними опарышами питались! Перед глазами мелькают деревья, которые огибаю на полной скорости, стараясь не замечать, как колет в боку и болит в груди. Главное убежать, а все остальное неважно.

Воздуха критически не хватает, понимаю, что больше не смогу бежать, слишком плохо, потому решаю спрятаться за толстым дубом, в кустах. Ныряю туда и сразу же закрыла себе рот рукой, потому что дышу слишком громко. В ушах слышу биение собственного сердца, я — загнанный монстром зверь, его добыча. На спине выступает пот, и я нервно оглядываюсь, рискуя привлечь внимание лишним шумом. Сползаю ниже по стволу дерева, так, чтобы за листвой нельзя было меня увидеть.

Как я во все это ввязалась? Сердце надрывно бьётся в груди, получив временную передышку, желание жить стало ещё сильнее. Не хочу умирать, ни за что! Но что я могу сделать против этой серой лягушки? Разумеется, ничего, особенно без меча. Удивительно, как его вообще смогли ранить? И почему у меня не получилось сделать это так же, как у той серой бабы? Ответ прост, у нее был кинжал, а у меня серьга, вот поэтому и не получилось. Даже обидно немного, что первый мужчина, назвавший меня женой, вот это нечто серое, сильно смахивающее не только на монстра, но и на кобеля отъявленного. Ну, как иначе он мог попасться во второй раз на одну и ту же уловку? Совсем, что ли, тупой? Ладно, ладно, зато я осталась жива! Пока…

Паранойя подсказывает: он где-то рядом, сердце надрывается в груди от испуга. Сколько нужно времени человеку его роста, чтобы такой вальяжной походкой догнать меня? Что-то мне кажется, намного меньше, чем мне хочется. Ладно бы если он что-то кричал или зловеще смеялся, как и полагается ночному кошмару, так уверена, молча идет, светит красными щелями из своего шлема. Что-то мне жутко, помню, когда отец в детстве страшилки рассказывал, так страшно не было, тогда я хотя бы была не одна, не то что теперь. Несправедливо все это, ой, как несправедливо, сюда бы Ферера, я бы посмотрела, как он, вопя, словно барышня, пытается от монстра убежать. Генерал, герой, и тот бы драпал от этого монстра монстров, сверкая пятками! Ни капли не сомневаюсь.

Мои размышления прервал поток воздуха. Почувствовала его раньше, чем смогла понять, что это было. Воздушная волна ударила над головой и частично в ухо, дезориентировал меня. Однако реакция или страх заставили стремительно броситься вперед, сквозь кусты и бежать, куда глаза глядят. Сзади послышался жуткий треск, а затем по спине и голове ударила ветка, прижав к земле. Но даже после этого, несмотря на боль, поползла, выбираясь из-под ветки, которая на самом деле оказалась деревом. Он одним ударом срубил дерево, под которым я пряталась, чуть не убив меня дважды за раз: при ударе, и когда дерево начало падать.

— Ты же говорил, что не можешь меня убить?! — кричу в истерике, еле находя силы, дабы отползти.

Жуткий силуэт на фоне чёрного неба, на котором и звёзд не видно, одинокая луна за его спиной освещает зловеще сверкающие латы. Жуткая картина, как будто иллюстрация, нарисованная к страшной сказке, жаль, что для меня не найдется Ферера на белом коне, который спасет меня от неминуемой смерти. Я сама себе принц, а принцам негоже на земле перед врагом валяться. Стиснув зубы, поднимаюсь на ноги, пока он, все ещё не говоря и слова, стоит возле ствола. Молчанием, что ли, решил