Я смотрю на еду, аппетит пропал. Жестокая шутка. По крайней мере, никто в Астре не знал, как исполнять благословение, думаю я, пока барды поблизости смеются надо мной.

– А ты как думаешь, Равод?

Я не видела, как он вошел в трапезную; была слишком занята, пытаясь поесть. Наши взгляды встречаются, и я вспоминаю вчерашний вечер. Его предупреждение. То, как его глаза встретились с моими. Вчера он казался враждебным, напряженным, почти пугающим. И все же, клянусь, в его тоне было что-то еще – покровительственное. То же я часто чувствовала в Мадсе, но в другой форме. В нем есть гнев и обида, и он хорошо их охраняет. Глядя, как он проходит мимо, что-то трепещет в моей груди. Надеюсь, что он остановится, чтобы поговорить со мной. Чтобы извиниться за прошлую ночь или объясниться. Может, присядет, чтобы составить мне компанию.

Даже не сбавляя шага, Равод проплывает мимо и кладет несколько монет на стол своих товарищей.

– Одна неделя, – говорит он.

Мой ужас и тошнота превращаются в мучительное унижение. Даже Равод думает, что я долго не протяну.

– А как насчет тебя, Найл? – остальные обращаются к рыжеволосому барду, которого я видела в Астре.

Найл переводит взгляд на меня и морщится, изучая мое лицо. Его глаза такого же цвета, как трава на тренировочной площадке, – ярко-зеленые. Губы сжаты в тонкую линию.

Я выдерживаю взгляд, изо всех сил стараясь не моргать, пока он не отворачивается.

– Я не трачу свое время на глупости, – говорит он, прежде чем пройти дальше.

Барды игриво ухмыляются в спину Найлу, прежде чем заняться подсчетом ставок. По крайней мере, деньги отвлекли их.

Я прерывисто выдыхаю.

Возможно, именно это и делает с людьми Высший совет: лишает сострадания и уничтожает доброту, пока не останется ничего, кроме чувства долга. Я отодвигаю тарелку и поднимаюсь на ноги.

В таком месте легко сойти с ума. Замок, где все не так, как кажется, где даже собственным чувствам нельзя доверять.

И только когда я встаю – не в силах рискнуть откусить хоть кусочек, – я снова бросаю взгляд на Найла, который садится рядом с Раводом. Он не носит кинжал в сапоге, как другие.

В моей груди вспыхивает жар.

Это может ничего не значить.

Но он был там за день до того, как убили маму. Когда я нашла ее с кинжалом в груди.

У меня есть первая зацепка.

Я просто должна следовать за этой зацепкой и не попасться.

Тренировочные площадки купаются в теплом солнечном свете. Людей еще больше, чем вчера, с наступлением нового утра замок оживает. Радужные капли росы льнут к траве, колышутся, как волны, когда ветер проносится над горой.

Я останавливаюсь у края, высматривая моего таинственного тренера. Интересно, каковы шансы, что он не будет такими же холодным и враждебным, как другие барды?

– Ты… – за моей спиной раздается холодный, враждебный голос. Я чуть не смеюсь; не знаю, почему я надеялась на обратное.

Я оборачиваюсь, и у меня перехватывает дыхание, когда я узнаю ее светлые глаза и темную кожу: женщина, которую я увидела в Астре. Она на две головы выше меня, руки в перчатках уперты в бока, лицо хмурое. Ее темные волосы собраны в строгий пучок с крошечными косичками сбоку. Я поражена, насколько она великолепна.

– Вы Кеннан? – спрашиваю я, и мой голос звучит тише, чем я бы хотела. – Мне велели ждать вас.

Кеннан пристально смотрит на меня своими пронзительными глазами и натянуто кивает.

– Совершенно верно, крестьянка. Я буду оценивать тебя в течение недели, – ее рот кривится, как будто она попробовала что-то кислое. Неприкрытая ненависть сочится из каждого ее слова.

Ставка Равода начинает приобретать больший смысл.

– Сначала я подготовлю препятствия, – говорит Кеннан. Уголок ее рта дергается в хитрой ухмылке, когда она оглядывает меня с головы до ног, – начнем с пятого уровня.

Нервный смех вырывается у меня прежде, чем я успеваю его остановить.

– Есть какая-нибудь причина, по которой мы отказываемся от уровней с первого по четвертый?

Кеннан отпускает слугу и поворачивается ко мне, явно не в восторге.

– У тебя есть неделя, чтобы убедить меня, что ты стоишь того, чтобы остаться здесь. И лучше не знать, что мы делаем с теми, кого считаем недостойными остаться. Я предлагаю тебе соответствующим образом исправить свой тон.

– Извините, – бормочу я, и меня охватывает ужас. Что происходит с теми, кого считают недостойными? Теми, кто узнал секреты бардов и потом их изгнали… Ничего хорошего можно не ждать.

Кеннан смотрит на тренировочную площадку, словно обращаясь к невидимой аудитории.

– В течение недели тебя будут проверять физически и духовно, чтобы определить, достойна ли ты этого звания.

– Как мне доказать, что я достойна? – мой голос – это робкий писк.

– Благословляй только по команде, – отвечает Кеннан, размахивая одной рукой, и я поражаюсь изяществу ее движений, тому, как ее рука в белой перчатке трепещет, как голубка.

– Цель моих оценок не в том, чтобы научить тебя, – продолжает Кеннан, – но определить, стоишь ли ты, чтобы тебя учить. Тесты определят твои способности. Установят базовую линию.

Я пытаюсь сглотнуть. Кеннан уже переключила свое внимание на поле. Она достает маленький белый кусочек мрамора из сумки, которую носит на плече, и кладет его на землю. Я в замешательстве смотрю на нее – это что, какой-то ритуал? Но она нахмурилась и что-то бормочет себе под нос. Я наклоняюсь, и мне кажется, что она произносит слово «часть». Земля дрожит, будто от камня исходят вибрации.

– Что вы делаете? – спрашиваю я. Она поворачивается и смотрит на меня.

– Это, – отвечает она, жестом приглашая меня повернуться.

Земля буквально раскололась, образовав неглубокую пропасть. Она раздвинула землю.

Благословением.

Я так ошеломлена, что не замечаю, как она достает из сумки еще что-то: пару блестящих золотых обручей. Она протягивает их мне.

– Ты будешь носить их на лодыжках.

Я перевожу взгляд с обручей на Кеннан и обратно, прежде чем взять их из ее рук. Они из чистого золота и гораздо тяжелее, чем кажутся.

– Я…

– Сейчас, – приказывает она.

Я ворчу, застегивая их на лодыжках.

– И что теперь?

– Теперь прыгай, – говорит она. Мне требуется секунда, чтобы понять, о чем она просит, – она хочет, чтобы я перепрыгнула через пропасть, с утяжелением на ногах. Это кажется невозможным, хотя до меня постепенно доходит, что, когда она имела в виду препятствия, она имела в виду буквальные препятствия.