«петровцы» — по одному уставу действовали. А вот зарвавшиеся фузилеры подверглись рубке, от которой спасались привычным приемом — сотни стрельцов посыпались в овраги, осыпаемые с противоположной стороны пулями. Но то было призрачное спасение — к обрыву подскакали всадники не в треуголках, а в касках, доставали из сумок круглые бомбы, раздували фитили, поджигали и бросали вниз смертоносные гостинцы.

Хлопки гранат заставили стрельцов искать спасение уже не в бегстве, а в прорыве — по дну оврага они хлынули густой массой, стараясь вырваться из западни, ибо лезть наверх, по любому склону, был путь к расстрельному самоубийству. И в эту секунду конно-гренадеры дали залп из захваченных пушек в упор, все заволокло белым дымом. А когда тот рассеялся, Алексей не смог смотреть в подзорную трубу — там был апокалипсис, с грудами мертвых тел и конвульсиями умирающих. Однако из этого филиала ада вырвалось до сотни стрельцов в окровавленных кафтанах — они теперь не удирали от врага, а сами сцепились с драгунами насмерть, перебив их у пушек. Правда и сами полегли под ударами палашей навалившегося на них эскадрона.

«Все эти смерти на тебе — решив не принимать смерть от „папеньки“, ты должен был понимать, что прольется много крови. Смута или гражданская война русских с русскими — что может быть страшнее?!

Может — это крепостное рабство, всеобщее обнищание, кровавый бунт Емельяна Пугачева, позор Крымской войны, отмена рабства… И упущенное время — теперь судьба империи была решена в кровавой гражданской войне. Эти смерти не станут напрасными — крепостничества не будет, налоговое бремя со временем облегчится, планомерные реформы изменят страну. Не знаю, как оно будет, но все знания, что есть у меня в голове, постараюсь воплотить в жизнь как можно скорее и тщательнее. Тогда будет выиграно столетие, не меньше — ведь можно отработать технологию коксования на Донбассе, в Керчи огромные запасы железной руды, будет золото и серебро с Урала и Сибири. Да та же Магнитка с Кузбассом. Можно сделать паровую машину, да не на дровах, на угле — а это паровозы и пароходы, заводы и мануфактуры с шахтами, в конце концов.

Главное — сейчас победить!»

Алексей прикусил губу, не заметив, как по подбородку потекла струйка крови. Серебристая линия «крылатых гусар» с темной массой калмыков сближалась с более толстым «бруском» драгун в зеленых мундирах, которых было втрое больше по числу.

— Их всех убьют!

Огнева было жалко до боли — все же это был человек, которому можно было всецело доверять. Да, сзади идут еще черкасы Меркуловича, хорошо различимые по красным кунтушам, но все равно, драгун гораздо больше. От волнения Алексей хотел закрыть глаза, но заставил себя смотреть на столкновение, которое стало неотвратимым.

— Ни хрена себе!

Он все же не выдержал и закрыл глаза, а когда открыл, то от удивления выругался. Как его «крылатые» гусары, что больше смахивали на кирасир, вкупе с калмыками, смогли опрокинуть драгун он так и не понял. А затем навалились черкасы со «стремянными», и противник дрогнул, впал в замешательство. И в этот момент непонятно откуда снова налетели донские казаки — видимо, их бегство с поля боя было притворным, они просто ушли от удара. Донцы яростно наседали, драгунам окончательно поплохело — они почему-то стали избегать конных сшибок, либо начали отступать, или спешивались, паля из фузей плутонгами.

— А что князь Гагарин делает?! Почему атакует центр?! Видимо ему Борис Петрович приказал?!

Ланд-милиция, которая было двинулась на левый фланг, неожиданно остановилась, и стала развертываться в «бруски». А затем вместе со шведами яростно атаковала центр царской армии, которым, как знал Алексей, командовал князь Михайло Голицын.

И на правом фланге произошли разительные перемены — конница князя Григория Волконского зашла на врага с тыла, вперед двинулась и пехота. И видимо Аникита Репнин понял, что удержать напор московских войск никак не сможет — его полки стали потихоньку отходить назад, в широкий проем между двумя рощами.

Прижав подзорную трубу к глазу, Алексей разглядел далеко вдали белые пороховые дымки. И тут понял причины общего отхода «петровской» армии — в спину ударил отряд генерала Айгустова. Тот от драки никогда не уклонялся и выполнил свое обещание войти в баталию вовремя. А у него в отряде собраны самые отчаянные стрельцы, что держали редуты под Клином до последнего. Они рвались в бой так, что сам фельдмаршал Шереметев едва упросил их быть в сикурсе, то есть стать резервом на случай непредвиденных обстоятельств, или нанести добивающий удар.

— А ведь отступление ведь уже непритворное, на всем протяжении отходят, выдвигают пушки и драгун в прикрытие. Вроде так оно и есть, даже фельдмаршал приказал знаменами махать. К чему бы это?!

Отгадка пришла сразу — конные скопища татар и башкир живенько поскакали стороной, явно собираясь пойти в обход и напасть на обоз, к которому и осуществлялось отступление. А еще тысячи мужиков вышли из лагеря и стали расползаться по полю сражения, было видно, что они выносят раненных, как им и было приказано накануне битвы.

Алексей спустился с вышки вниз, подошел к Сивко — конь ухватил его зубами за рукав, требовательно стукнул копытом. А потом гневно заржал, мотая головой, грива колыхалась как степная трава.

— Нет, в драку мы не пойдем, не царское то дело, — пояснил он любимцу и посмотрел на рынд — те спешно садились на коней, внимательно посматривая на молодого государя…

Глава 11

— Попался живым в руки, и что теперь со мной сделают?! На кол посадят, или колесуют?! Эх, мин херц, какого хрена ты избил меня с такой лютостью, ведь все могло совсем иначе пойти.

Меншиков застонал, хотя за последние дни ему стало гораздо лучше. На руку наложили лубок, ребра тоже обиходили — теперь хоть дышалось свободно, не плыли круги перед глазами после каждого вздоха, да не резало грудь болью. Падение с коня дорого ему стоило — проклятые калмыки вырубили его драгун, и набросили на руку и шею арканы.

— Как репку из грядки вырвали, — «светлейший» болезненно сморщился, стало стыдно — но тогда он ничего поделать не смог, боль в боку настолько скрючила его, что шпагу выронил, не в силах не то, что перерезать веревки, держать эфес в ладони.

— И что со мной сделают?!

Заданный самому себе вопрос завис в тишине — ответить на него Александр Данилович не смог. Хотя, если бы хотели его казнить, давно бы на плаху отволокли, а ведь лечат, опекают всячески,