Наташа очнулась около трех ночи, в самое темное и тревожное время. Вскрикнула, увидев его, но заплакать не смогла. Ян обнял ее, и так они молча лежали, пока к утру не забылись оба мутным тяжелым сном.

Ян думал, что им с Наташей придется делать все вдвоем, но утром приехала педиатр, с которой работала Полина Георгиевна, неожиданно появилась Дина со свежим городским батоном в руках и заставила всех съесть по куску, и от этого сделалось немного легче.

Все-таки женщины лучшие помощницы в горе…

Он бы оставил Наташу дома на попечении женщин, а сам поехал оформлять документы, но официально Ян пока был Полине Георгиевне никто, поэтому пришлось отправляться всем вместе.

Когда врачи чувствуют, что виноваты в смерти больного, то стараются лишний раз не злить родственников. Ян не успел зайти в патанатомию, как справка о смерти была уже у него в руках, а судмедэксперт сам принес Наташе журнал и показал, где расписаться.

Выйдя из морга, Ян попросил женщин подождать его во дворике, а сам поднялся в ординаторскую – надо было объяснить Князеву, почему он второй день прогуливает работу.

Настроился на страшный разнос, но Игорь Михайлович вдруг обнял его, сказал, что слышал о страшной утрате, и пусть Ян остается со своей девушкой столько, сколько нужно. Перед начальством его прикроют, если что, спишут на библиотечные дни, которых у него с начала года накопилось на целый отпуск.

Ян слегка удивился, с какой скоростью распространилась информация в их мужском коллективе, и доброта Князева тоже показалась странной, но выяснять времени не было.

Девушки сидели на скамеечке возле морга. Наташа неумело курила, глотая дым и кашляя, а Дина, прикрыв глаза, затягивалась глубоко и выдыхала по-мужски протяжно. Увидев Яна, педиатр встала, сунула ему конверт с деньгами и сказала, что ей надо идти, потому что работать реально некому. С приема ее отпустили, но по вызовам надо бежать.

– Я чувствую себя виноватой, – всхлипнула она, когда Ян провожал ее до ворот. Он пробормотал какие-то дежурные слова утешения. Так сложилось, каждый внес свою лепту, точнее говоря, никто не порвал свое звено в трагической цепи событий. Виноваты были все и никто.

* * *

К сожалению, Ян не ошибся, Полина Георгиевна оказалась именно той женщиной, чьи снимки он смотрел накануне. Утром по дороге на работу она поскользнулась и упала, но решила, что сильный ушиб о поребрик и боль в боку – недостаточная причина уходить на больничный. Время самое горячее, половина детей на участке переносит ОРЗ, половина сотрудников поликлиники – тоже. Работать некому, больные малыши ждут помощи, и патронаж тоже никто не отменял. Молодые неопытные мамочки растеряны, не знают, что делать с новорожденным, как перепеленать, как накормить, не понимают, почему он плачет, волнуются, хорошо ли зарастает пупок. Особенно переживают мамаши-медработники, которым от избытка знаний мерещатся всякие ужасы, они ждут Полину Георгиевну как манну небесную. В таких условиях не выйти на работу из-за небольшой боли в боку при вдохе – малодушие и даже дезертирство.

Полина Георгиевна, как опытная медсестра, подозревала, что у нее сломано ребро, но знала и то, что специального лечения от этого не существует, только покой, обезболивание и отхаркивающее. Какой смысл брать больничный, три таблетки в день можно принять и без отрыва от производства. Наоборот, решила Полина Георгиевна, активный образ жизни послужит отличной профилактикой пневмонии, выпила таблетку анальгина, мензурку микстуры от кашля и отправилась по вызовам.

Работа, Ян знал это на собственном опыте, хорошо отвлекает от недомогания, а тут еще анальгин подействовал, и Полина Георгиевна почти забыла об утреннем падении.

Она обошла вызовы и вернулась в поликлинику готовиться к вечернему приему, но тут ей стало по-настоящему нехорошо. У нее закружилась голова, затошнило, мушки стали мелькать перед глазами. Но ничего, посидела, отдышалась и решила, что это давление подскочило или климакс начинается (последнее ей подсказала авторитетная санитарка).

Полина Георгиевна все-таки высидела прием, но впервые в жизни не осталась оформлять документы. Сказав коллегам, что чувствует себя неважно, но надеется отлежаться и завтра быть огурцом, медсестра поехала домой и упала в обморок, не дойдя пары кварталов до своего дома.

К сожалению, сам момент падения то ли никто не видел, то ли прохожие не захотели связываться, но вызов в скорую поступил не с формулировкой «женщина упала на улице без сознания», а «женщина лежит на улице без сознания».

Поскольку Полина Георгиевна была недоступна контакту, анамнез у нее собрать не удалось, соответственно, про утреннее падение медики не узнали. Документов при себе Наташина мама тоже не носила, и врачи скорой решили, что найденная на улице бедно одетая женщина – очередная алкашка с переохлаждением. Наставили вопросов в сопроводительном листе, чтобы в случае чего к ним нельзя было придраться, завезли каталку в смотровую и уехали с чувством выполненного долга.

Формально Сергей Васильевич обязан был смотреть каждого поступившего больного, но в этот раз он решил не пачкать ручки, а отправил молодого доктора, который в свою очередь перепоручил это курсанту.

Курсант был неглупый парень, но оказался в плену авторитетного мнения. Когда профессор приказывает «глянуть там очередную пьянь подзаборную», молодой специалист идет смотреть подзаборную пьянь, и никого другого. И идет не слишком торопясь.

Парень нога за ногу спустился в приемник уже с некоторым предубеждением, поглядел, не увидел ничего настораживающего, потому что бледность, низкое давление и тахикардия с натяжкой вписывались в симптоматику переохлаждения, а оценить живот, когда пациент в бессознательном состоянии, он еще не умел и вызвал терапевта.

Тем временем Полина Георгиевна пришла в себя, успела сказать, что работает медсестрой, и назвала телефон дочери. Сообщить об утренней травме времени уже не хватило, она снова отключилась и умерла, не доехав до реанимации.

Во всей этой карусели наплевательства нашелся один человек, добросовестно отнесшийся к своим обязанностям: медсестра приемного покоя позвонила-таки по указанному Полиной Георгиевной телефону и вызвала дочь, но Наташа уже не успела к живой матери.

Тяжело, когда близкий человек умирает после долгой болезни. Это трудное горе, но оно приходит постепенно, пополам с надеждой, и ты успеваешь приноровиться к его тяжести. Совсем другое, когда человек уходит утром живой и здоровый, а домой уже не возвращается. Это невозможно сразу осмыслить и понять. Первые дни находишься в состоянии какого-то горестного сна, все тебе кажется, что это не по-настоящему, галлюцинация или что-то еще, все что угодно, только не понимание, что ты больше никогда не увидишь любимого человека.

Когда в автокатастрофе погиб двоюродный брат, Ян, тогда пятнадцатилетний, долго был будто под наркозом, а родители потом даже не могли вспомнить, что делали эти несколько дней между смертью и похоронами, как оформляли документы и готовились к погребению. Ян помнил, что ездил с ними, но тоже все слилось в какой-то пестрый сон без начала и конца.