— Ты была хороша в отношениях с мужем, — возразила ей бабушка. — Посмотри на все, что ты сделала ради любви. Жила в Чикаго, когда все, чего ты хотела, — это находиться у моря, подальше от ветра и снега.

— Подходящая одежда делает любой климат сносным.

— Ты была неизменно стойкой во время болезни. Ты сделала все, что нужно.

— Это преданность, она отличается от той любви, которую я чувствовала к нему в самом начале. Это не страсть. — Ее одолело уныние. Страсть, чувство, что он — тот самый, единственный, не вернулось после лечения Джека от рака. Они оба двигались в разных направлениях, выискивая что-то, чтобы заменить утраченную страсть, — она ходила в клинику по оплодотворению, он бросился в объятия другой женщины.

— Хватит мрачных разговоров, — объявила бабушка, ударяя рука об руку, словно отряхивая их от мусора. — Время переезжать.

— Это мой брак, — сказала Сара. — Моя жизнь. А не просто какие-то унылые разговоры.

— Мы знаем это. Мы не хотим, чтобы ты превратилась в одну из тех несносных женщин, которые полны горечи после развода.

— Хорошо, тогда в кого вы хотите, чтобы я превратилась?

— В счастливую, продуктивную, хорошо устроенную разведенную женщину.

— Великолепно. Значит, я должна прийти в себя.

— И ходить на свидания, — добавила тетя Мэй. Сара повалилась на кровать и натянула подушку себе на голову.

— Я не могу поверить своим ушам.

Она ощутила, как кто-то из ее бабушек дружеской рукой похлопывает ее по ноге, и лежала тихо, пока руку не убрали. Затем, словно солдат на вражеской территории, вылезший из укрытия, она сдвинула подушку, чтобы увидеть, что опасность миновала. Они ушли, но оставили занавески широко раскрытыми, комнату заливал свет позднего утра. Косой золотой луч лежал поперек кровати и касался белого плетеного ночного столика, на котором блестел ключ от коттеджа Мэй.

Сара глубоко вздохнула. Она неожиданно почувствовала страшный голод. Она встала, и волна легкости омыла ее.

— Черт, — пробормотала она. — Мне нужно побольше есть и поменьше спать.

О чем думают эти старые леди? — гадала она. Такие решения не принимаются наспех. Еще слишком рано. Она взяла цепочку с ключом и «Лило». На золотом ключике было написано предостережение: «Не для дубликатов».

— В коттедже Мэй Картер что-то происходит, — заметила Глория, когда Уилл вернулся в Гленмиур из Петалумы.

Глория сбавила скорость и медленно проехала мимо приморского бунгало. В угасающем свете дня исторический коттедж напоминал иллюстрацию из книги сказок или туристической брошюры. Окруженный покрытым мхом штакетником, с разноцветными подвесными клумбами, он обладал очарованием безвременья, которое делало его одним из самых популярных съемных коттеджей в округе.

В центре висело выцветшее овальное объявление, слегка качающееся на ветру. На объявлении было написано: «Коттедж Мэй. Построен в 1912 году. Сдается на неделю».

— Мне кажется, это очередные туристы, — сказал Уилл.

— Этот автомобиль принадлежит дочке Натаниеля Муна. Это единственный голубой «мини» в городе.

— Я созову пресс-конференцию.

— Очень смешно. — Глория глянула на него, затем повернулась обратно к дороге. — Я слышала, она одинокая.

— А я слышал, она замужем.

— Больше нет.

Уилл почти испытывал сочувствие к Саре Мун. Проблема жизни в маленьком городке заключается в том, что ничего не может случиться без того, чтобы все вокруг знали и совали свой нос в чужие дела. Секреты в Гленмиуре долго не держались.

Однако иногда бывали исключения. Он пролистал бумаги следователя по поджогам, с которым они встречались сегодня после полудня. У них было полно улик и в бумажном и в электронном виде, которые касались двух разных случаев поджога за два прошедших месяца. Но, несмотря на все улики, не хватало одной вещи — подозреваемого.

Глория следила за дорогой, хотя понимающая улыбка искривила ее рот.

— Разве вы с Сарой не были в одном классе?

— Думаю, что да, — ответил он и, хотя понимал, куда клонится разговор, добавил: — Я едва ее помню. И что?

— И ничего. Просто наблюдение. Она одинока. Ты одинок.

— Заткнись, Глория.

— А, перестань. Ты самый завидный холостяк в городе, а подходящие женщины тут не растут на деревьях.

— Может быть, поэтому мне здесь и нравится.

— Чушь. Я тебя знаю, Уилл. Ты хотел бы найти кого-нибудь. Марисоль сбежала уже много лет назад.

— Перестань, Глория. — Он старался не думать об одиноких ночах, когда его руки тосковали в жажде обнять кого-то.

— Я просто говорю, что природа не выносит пустоты. Пытаться тебя с кем-нибудь сосватать стало любимым занятием жителей здешних мест.

— Великолепно. Ну, знаешь что, Глория. Если ты не возражаешь, вычеркни меня из своего списка. Найди какого-нибудь другого холостяка.

— Кого, например?

Он мгновение подумал.

— Дэррил Килмер одинокий.

— Прошу меня уволить. У него нет этого.

— Нет чего? — удивился он в раздражении.

Она повернула машину на станционную парковку.

— У него нет стиля.

— Очень смешно, Глория.

— Не притворяйся, что ты не понимаешь.

— Я не притворяюсь. Я в самом деле не понимаю, почему люди все время пытаются найти мне пару.

Она заглушила двигатель и положила руку ему на локоть

Люди хотят для тебя самого лучшего, Уилл. Ты такой старомодный, стойкий парень, каких, кажется, сегодня не встретишь в настоящей жизни. Ты хороший человек, и твое сердце полно любви. И кажется неправильным, что ты одинок и у Авроры нет мамы.

— Черт, Глория, я хочу жениться на тебе. — Он наклонился через сиденье и поцеловал ее в щеку. — Что скажешь? Мы можем успеть в загс до заката солнца. Еще лучше, моя тетушка может за час доставить нас в Вегас. — К его удивлению, Глория потянулась и причесала челку.

Он был слишком поражен, чтобы двинуться, чтобы делать что-либо, и только смотрел. Он сглотнул, прочистил горло, едва обретая голос.

— Глория?

— Ты разбиваешь мне сердце, Уилл, — прошептала она. — Ты всегда это делаешь.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда…

— Это не твоя вина. Ты ничего не можешь с собой поделать.

Он нахмурился.

— Почему ты так говоришь со мной?

— И я, и все, кто тебя знают, хотят видеть тебя счастливым Мы с Руби говорили об этом. Мы гадали, что может сделать тебя счастливым.