И действительно, на время избирательной гонки в «деле Собчака» наступило временное затишье. Но прошли выборы, и поддержка Собчака перестала волновать Ельцина и его окружение.

Министр юстиции Валентин Ковалев вспоминал впоследствии, как незадолго до губернаторских выборов в 1996 году Анатолий Собчак попросил его о встрече. Разговор с министром петербургский градоначальник начал с печального признания:

— Шантажируют меня, Валентин Алексеевич.

— Кто? — спросил Ковалев.

— Прокурор наш местный и иже с ним.

— Еременко, что ли?

— Он самый.

— И о чем речь?

— Компроматом угрожает. Моими руками пытается решить свои шкурные проблемы. Жилье, видите ли, ему дай; да не где-нибудь, а на Невском… А как дать, если свою квартиру он продал и тем самым права на бесплатное жилье лишился полностью.

Жалуясь Ковалеву, что прокурор Еременко угрожает ему компроматом, Собчак косвенно признал, что таковой компромат действительно имеется. И Анатолий Александрович очень не хочет, чтобы он был обнародован. Но министр юстиции то ли действительно не понял этого, то ли сделал вид. В завершении откровенной беседы Ковалев посоветовал Собчаку сообщить о фактах шантажа в Генеральную прокуратуру, а сам вскоре поговорил о мэре Санкт-Петербурга с Юрием Скуратовым. Выслушав Ковалева, генеральный прокурор сказал:

— Мечется Собчак. Не спится, наверное. Да и как заснуть, когда за плечами такое…

— А что, собственно, «такое»? — не понял Ковалев.

— Ну, как же, махинации с квартирами, вывоз цветных металлов, сомнительные сделки с сомнительными иностранцами… — пояснил Скуратов.

— А как же сообщение Собчака? Оно имеет под собой основания?

— Ни в малой степени. Все это агония субъекта, попавшего в капкан…[162]

Работавшую в Санкт-Петербурге группу следователей возглавил заместитель начальника следственного управления Генпрокуратуры России Леонид Прошкин, который вел целый ряд «важняков». Под его руководством за год интенсивной работы следственная бригада собрала несколько десятков томов уголовного дела за № 18/238278-95.

По версии следствия, петербургская строительная фирма «Ренессанс», получившая в собственность несколько многоквартирных домов при условии их реставрации, расплачивалась за этот крупный контракт с сотрудниками мэрии Санкт-Петербурга натурой, то есть — отремонтированными квартирами, продавая их чиновникам и членам их семей по смешным ценам. Следствие располагало документами за подписью Анатолия Собчака, которые позволяли говорить о лоббировании интересов фирмы «Ренессанс».

Руководитель «Ренессанса» Анна Евглевская дала показания, что выплатила пятьдесят четыре тысячи долларов США за выселение жильцов находящейся в собственности города квартиры № 17 в доме № 31 на набережной реки Мойки. Эта квартира имела смежную стену с квартирой № 8, в которой проживал Анатолий Собчак, его жена Людмила Нарусова и дочь Ксения. После выселения жильцов квартира № 17 перешла Собчаку, а для прикрытия была оформлена на имя некоего гражданина Сергеева, который являлся водителем близкой подруги Людмилы Нарусовой — Нины Кирилловой, руководительницы фирмы «Матеп». «После расселения обе квартиры были объединены, и жилплощадь высокопоставленного семейства достигла трехсот метров, не считая приватизированного ранее г-жой Нарусовой мансардного этажа этого же дома. Правда, в ходе этой операции не удалось избежать некоторого шума. Не все прежние жильцы квартиры № 17 смирились с территориальными притязаниями соседей и не соглашались добровольно расстаться с прежним жильем. Для удобства бесед с некоторыми из жильцов пришлось прибегать к помощи сотрудников милиции. Часть квартир для расселяемых жильцов взяли из обменного фонда города, часть купили на деньги, любезно предоставленные г-жой Евглевской — следствие все это определило просто: “Расселение частично производилось за счет средств, полученных противоправным путем, частично — за счет средств государства в ущерб интересам города”».[163]

Следствие также установило, что благодаря «Ренессансу» улучшили свои жилищные условия племянница мэра Марина Кутина (девичья фамилия Собчак) и начальник аппарата мэра Санкт-Петербурга Виктор Кручинин.[164]

За Собчака тем временем стал ходатайствовать Анатолий Чубайс, который попросил министра Куликова отозвать из Петербурга оперативно-следственную группу по расследованию фактов коррупции. Естественно, Анатолий Куликов отказался это делать. А вскоре, «при очередном докладе председателю правительства Черномырдину, Виктор Степанович очень внимательно заглянул мне в глаза и не без участи в голосе поведал: “У меня есть бумага. Она попала к президенту, и он передал ее мне. В ней написано, что Куликов мешает проводить экономические реформы. Что нужно освободить Куликова от занимаемой должности”. Как оказалось, это было письмо Чубайса, адресованное президенту».[165]Чубайс стремился изобразить «дело Собчака» как политическую травлю, организованную Министерством внутренних дел и Генеральной прокуратурой. «Травля» Собчака якобы означала приближение диктатуры, которую собирались установить «силовые ведомства», расправляющиеся с «демократами». Министра Анатолия Куликова Чубайс готов был объявить главным врагом «либеральных реформ» в экономике, и эту мысль старательно вбивал в голову президенту Ельцину. Министр Куликов был весьма удивлен, узнав, что расследование фактов коррупции в мэрии Петербурга, оказывается, представляет угрозу демократии.

Тем временем петербургское отделение политической партии «Наш дом — Россия» обратилось к президенту, генпрокурору и премьер-министру с открытым письмом в защиту Анатолия Александровича Собчака, выражая «решительный протест против травли и клеветы, развернутой Генеральной прокуратурой». «Под предлогом “борьбы с коррупцией” Генеральная прокуратура использует свою работу в политических целях, дискредитируя власть. Следственная группа Л.Г. Прошкина дает интервью и в нарушение всех процессуальных норм публикует бездоказательные материалы в коммунистической прессе: “Советская Россия”, “Правда”, “Народная правда”, которые используются в качестве агитационных листовок в предвыборной борьбе. Обращая внимание на это обстоятельство, петербургская организация “Наш дом — Россия” требует принятия решительных мер для прекращения использования правоохранительных органов в политических целях», — говорилось в обращении.

Ситуацию можно смело назвать «классикой жанра»: обвиненный в коррупции чиновник пытается объяснить появление компромата «политическим заказом», происками врагов или спецслужб.