такие обидные слова человеку, старше тебя более чем в два раза — это полностью противоречит советскому воспитанию. Только вот тссс…, но я постарше буду. И рос, жил, любил и работал далеко не в такой благостной и чистой среде. Да, несмотря на всю происходящую чернуху, я живу в Советском Союзе. Тут действительно улыбаешься второй раз в жизни встреченному участковому, тут ты можешь посидеть покурить на ступеньках с древней китайской старухой, можешь совершенно невозбранно похлопать по ляжке пятнадцатилетнюю девчонку… просто, потому что педофилы для граждан этой страны — страшный и дико редкий кошмар. Почти сказка.

— Замолчи, — осадил я надувающуюся мелюзгу холодным и презрительным тоном, разворачивая на стуле к Палатенцу, висящей в воздухе с разнесчастным обиженным видом, — Юля. У меня к тебе один вопрос и я хочу услышать правду. Если ты сейчас мне соврешь, то мы больше никогда не будем разговаривать. Я вычеркну тебя из своей жизни. Поняла? Хорошо. Итак… вот это… эта женщина советовала тебе меня доставать в «Лазурном берегу»? Шутить, строить пакости? Да или нет?

Вероника спала с лица. В принципе, еле слышное «да» от Юльки мне не требовалось, причем очень давно, но… как говорится — формальности необходимы.

— Я знал, что Окалина и Молоко в меру бессовестные, но был уверен, что они будут вести себя тише воды и ниже травы, — слова падали у меня изо рта как переохлажденные кубики гранита, — Формально они ничего не нарушили, да, прекратили меня доставать. Вместо этого, они подговорили тебя. Все эти приставания, игрища, соблазнение… теперь вот, влезла в мои с Юлькой отношения. Им даже убеждать особо не пришлось, да, товарищ Кладышева? Ведь «призраки» — это твои подопечные? Твой проект? Тебе просто раскрыли «секрет» как можно выжать из меня больше эмоций. И зеленый свет дали, да?

Причем, наверное, не просто так. Психиатр такого уровня этой мелкой стервы — прекрасный актив. Наверняка они еще до чего-то дошептались.

— Давно догадался? — скривила губы Кладышева.

— Почти сразу, — ехидно ухмыльнулся я, — Ты строила из себя поехавшую нимфоманку, но только в отношении меня. Сложить два и два мог бы и полный дебил. Но я, видимо, в ваших глазах и того тупее.

— Терпел же, раз правду говоришь…, — безукоризненно красивое личико «чистой» эмоций на этот раз не выражало.

— Терпел, — согласно кивнул я в сторону Юльки, — Ради неё. А теперь она здорова. Поэтому вы обе меня покидаете. Или меня переводят в другую комнату. Безразлично.

— Или всё остается как раньше, Витюша, — приятно улыбнулась мне мелкая стерва.

— Или остается, — ухмыльнулся я предвкушающе, — Я не против. Долги надо возвращать.

— Ой я бы посмотрела, как ты их возвращать будешь! — кажется, у нас тут общегородской конкурс поганых улыбок.

— А легко, смотри сюда.

Произнеся это, я банально превратился в туман, заставив одну девушку взвизгнуть в ужасе, а вторую, призрачную, прижать руки к груди. На самом деле я их не коснулся даже краешком, контроля уже хватало. И на кое-что еще. К примеру — ухватив «скрученным» щупальцем одну из собственных тетрадок, притащить её Кладышевой прямо под нос. А потом аккуратненько попереворачивать страницы, напоказ. Одну, вторую, третью… отпуск на Черном море для меня прошёл отнюдь не бесполезно. Я, вообще-то, надрочился в таком состоянии даже по клавиатуре тыкать. И ни малейшего следа влаги!

— Поняла? — спросил я, собравшись назад на стул и закидывая ногу на ногу, — Ты в жопе, стерва. В полной. Я могу просто приходить домой, переходить в форму тумана и сидеть в ней до следующего утра. А потом уходить на занятия. Пытать меня и переводить в человеческую форму вам Цао Сюин не позволит, камеры пишут всё, включая и этот разговор. А когда я вишу туманчиком — можете обе хоть на ушах стоять, мне будет плевать. Через какое время у твоих подопечных наступит необратимый регресс?

Это, можно сказать, был триумф. Полный разгром. Да, я терпел, ждал, надеялся и верил. Тренировался. Готовился. Причем, вполне мог всё спустить на тормозах, если бы Окалина-старшая и сама Кладышева не о*уели от собственной наглости. Блондинка решила скинуть на меня воспитание своей дочери (потому что обе уже как-то привыкли к такой жизни), а «чистой» не терпелось побыстрее пробудить остальных «призраков». Единственное, что они забыли (не в первый раз) — договориться со мной.

Глядя в глаза побелевшей как мел Кладышевой, неподвижно застывшей на стуле, я думал о том, правильно ли я все делаю. Выходило, что так, да. Вы меня поймите, уважаемая публика, я родился и жил в других условиях. Когда кому-то от тебя что-то надо, он приходит к тебе. Озвучивает свою нужду, называет цену. В деньгах, в услугах, в предметах, да хоть расписку пишет. Здесь так дела не делаются. Нелла Аркадьевна вполне способна подогнать мне, скажем, автомат. Может быть, даже танк. Только они мне не нужны. Деньги? Да я три четверти с зарплаты просто кладу в тумбочку, мне лень их даже до сберкассы тащить.

Прикрыть меня? Так ведь не Салиновский же, девок не обольщаю пачками и не трахаю их в тугой советский зад. У меня даже врагов нет, на которых можно натравить дюжину мордоворотов-неосапиантов…

— Вы зарвались. Зажрались. Оборзели, — чеканил я слова, не сводя взгляда с фальшивой девчонки, — Посчитали себя слишком умными. Поэтому ты, стерва, идёшь на *уй. Как придёшь, плотненько садишься на него и думаешь о жизни своей горемычной и о том, что мне задолжала. А ты, Юля, идёшь домой и учишься контролировать свои эмоции. Я же спокойно и тихо живу тут. Немножко радуюсь, немножко огорчаюсь, живу, как и все нормальные люди. Думаю, «призракам» этого вполне хватит, чтобы прогрессировать, просто не так быстро. Понятно? Тогда собирайте вещи. Вольфганга можете оставить, он мне нравится.

Поздним вечером того же дня я сидел и курил в своих теперь практически личных апартаментах. Ну, не считая Вольфганга, но он отличный парень, мне очень по душе с ним ладить. Напоминает мне Палатенцо, какой она была до всего этого бардака. Милый, молчаливый, сдержанный. Знай себе висит и булькает о чем-то своем. Прекрасный сосед. В отличие от Юльки. Её жалко не было, несмотря на все эти жалобные взгляды и чуть ли не