– Прости меня, Кисси, – еле слышно выговорил он. Голос срывался. – Папочка не смог тебя уберечь. – Он упал на колени и зарыдал.

Прошло время… начался дождь. Плотная стена ветвей не пропускала ветер, зато вскоре на голову стали падать капли… потом на плечи и шею. Спустя несколько минут волосы промокли, и Далтон запрокинул лицо, позволяя дождю смешаться со слезами. В этом было что-то очистительное. Свежий насыщенный запах влажной земли освобождал от воспоминаний, вцепившихся в его рассудок в тот момент, когда он открыл посылку. Ботиночек Кисси лежал на земле где-то рядом. С каждой секундой на сердце становилось спокойнее, душа из покрытой коркой глыбы превращалась в податливую глину. Далтон ощутил себя одним из гончарных изделий – вроде тех, что делала Чарити, – которому уверенные руки мастера придали форму, обработали и превратили во что-то полезное. Оставалось обжечь сосуд в печи.

Внезапно накатил озноб – будто хищные когти вонзились в тело и начали рвать на части. В ботиночек Кисси налилась вода, шнурки развязались. Далтон протянул к нему руку, но вдруг замер. Его била дрожь, и в то же самое время тело обдало теплом, словно он открыл дверцу печи на День благодарения и оттуда разом хлынул весь жар. Далтон ни разу в жизни не испытывал такого резкого перепада температуры и, как ни напрягал мозги, не смог определить источник энергии. Что-то произошло. Что-то произошло в глубине его существа, и это было существеннее надвигающегося торнадо – единственного явления природы, способного вызвать такое резкое изменение температуры. Очевидно, тепло шло не снаружи; значит, оно шло изнутри. Своим жаром он согрел окружающее пространство.

Мир под кроной дерева был странным. Чудесным, но странным, как в волшебной сказке, а реальный мир остался за зеленым покровом. Далтон резко сделал два шага, протянул руки и раздвинул ветви. Над пляжем сияло яркое солнце, на небе не было ни облачка.

Далтон шагнул назад и посмотрел наверх. Высоко над головой сплетения и изгибы ветвей образовали настоящий купол, и под ним продолжал идти дождь.

Бывает, что ясность мысли приходит в самые переломные моменты жизни. Далтон протянул руку и дождался, пока несколько капель упадут на ладонь. Потом поднес ко рту и попробовал на вкус. Соленые.

«Ива плачет». Слова пришли сами собой. В глубине сердца родилась догадка: ива плачет за него. Ведь это он потерял целый мир. Потоки слез стихли, и солнце вновь смогло заглянуть сквозь ветви, разбросав под куполом пятна света. Далтон дотронулся до груди и вздрогнул от нового ощущения. Отчаяние больше не тяготило его. Он не запретил себе думать о нем, не загнал глубоко внутрь – оно просто ушло.

Именно отчаяние, а не боль о потере жены и дочери едва не сделало его жизнь невыносимой. Оно никогда не давало передышки, не уходило с поверхности души.

Далтон поднял намокший ботиночек. Внутри хлюпали слезы дерева.

– Спасибо тебе, – сказал он иве.

Дерево не ответило. Крепко вцепившись в землю, оно спокойно покачивалось на ветру.

Далтон вышел из-под кроны. Его одежда все еще была влажной, но слезы из ботиночка вытекли. Солнце согревало кожу, и на душе стало легче. Вот она, та самая свобода, которую он потерял вместе с Мелиндой и Кисси; забыл, что она вообще существует или может существовать. Имена вызвали поток воспоминаний, только сейчас почему-то они не привели его в отчаяние. Боль потери не исчезла, однако теперь он смог думать о своих близких – и одновременно надеяться на что-то хорошее в будущем.

Далтон сделал несколько шагов и вновь повернулся к иве:

– Спасибо.

Раздался легкий треск, затем приглушенный шелест. Далтон обежал вокруг дерева. Ветер раскачивал ветви, и одна из них как раз с глухим стуком упала на землю.

– Нет, нет! – зашептал Далтон. Он поднял глаза от упавшей ветви и заметил лианы, на которые до сих пор не обращал внимания. Прямо из ствола тянулись сорняки, высасывая из дерева все соки.

– Нет. – Далтон протянул руку к длинному суку и погладил, будто шею лошади. – Все будет хорошо. Клянусь, я спасу тебя.

* * *

Чарити провела ночь спокойно, зная, что ее привидение – сбежавшая из дома девочка-подросток – спит в одной из комнат на втором этаже. Утром, едва она приготовила кофе, приехал дядя Гарольд. Она увидела с веранды, как он сворачивает к дому. Начало июня выдалось теплым, но ветер с залива прогнал духоту и принес свежий соленый воздух. Чарити помахала Гарольду рукой. В этот раз он приехал на своей машине и с двумя чемоданами.

Она отнесла вещи Гарольда наверх, вернулась в кухню и спросила с надеждой:

– Погостишь подольше?

– Надеюсь. – Он повернулся налить себе кофе. – Если ты не против.

Чарити догадывалась, что это сказано неспроста. Возможно, он имел в виду ссору с дедушкой. Тема явно была щекотливой, Гарольд закрывался, едва речь заходила об этом. И причинить ему новую боль Чарити не хотела.

– На обед пригласим Далтона, – сказала она.

– Могу чуть позже сходить в город, что-нибудь купить. Как тебе такое предложение? – Гарольд уселся за кухонным островом напротив Чарити.

Она кивнула.

– У меня девочка живет. Очень милое создание, только… как бы сказать… скрытная.

– Дочка кого-то из друзей?

Чарити подалась вперед.

– Почти наверняка сбежала из дома. Уверяет, что ей восемнадцать. То есть с формальной точки зрения взрослая.

– Тогда, значит, уехала, а не сбежала, – поправил ее Гарольд и приподнял брови.

Чарити не хотелось спорить. Прошлым вечером Далтон наговорил ей много нелицеприятного в отношении Дэйзи. А все потому, что она встала на сторону девушки.

– Она остается у меня, и дело с концом.

Гарольд лукаво улыбнулся:

– Взгляните на нее! Не припомню тебя такой упрямой, Пуговка. Ты всегда была другой… скорее угождала людям, чем провоцировала их.

Она криво улыбнулась:

– Все так, дядя Гарольд. Я даже возразила маме, когда она позвонила и приказала возвращаться в Нью-Йорк.

Гарольд всплеснул руками и подмигнул:

– Это надо отпраздновать! С меня стейки.

Чарити отхлебнула кофе и рассмотрела дядю получше. За несколько недель тот как будто постарел.

– Что случилось в Бирмингеме?

Он опустил глаза. Повертел в стариковских пальцах чашку цвета морской волны.

– Какая красота. Это Джордж сделал?

– Нет, я, – лукаво улыбнулась Чарити.

– Гордишься, наверное, своей работой?

Порой Гарольд напоминал ей магистра Йоду из «Звездных войн». Такой же проницательный.

– Я горжусь здесь всем. – Чарити обвела рукой вокруг. – Домом. Дедушкиным гончарным кругом, печью для обжига, верандой и специальными ингредиентами.