На следующий день он ушел, взяв с собой немного одежды и некоторые необходимые мелочи, но оставив книги и фотографии, в том числе снимки своей бабушки и свои собственные. Он так никогда и не вернулся за ними.

Финальным ударом под дых стало его замечание:

– Вся эта затея с собаками – детекторами рака – чушь, это никогда не будет работать. Это полный бред, и ты это знаешь. Найди себе хорошую работу.

Мы начинали это дело вместе, и слышать нечто подобное именно от него, стоявшего у самых истоков, очень тяжело. Но даже это меркло по сравнению с потерей человека, которого я считала родственной душой и спутником жизни.

Неожиданно у меня не стало мужа, работы, на которой мне платят регулярную зарплату, а на руках остался дом, нуждающийся в дорогостоящем ремонте. Казалось, я упала на дно глубокой темной ямы. У меня начались изнурительные приступы паники. Однажды, через два дня после того, как он ушел, я свернулась в рыдающий клубок прямо в приемной врача. У меня был замечательный доктор, он очень поддерживал меня, и лекарства помогали, но я мучилась от полномасштабного нервного срыва. Стоило зайти в супермаркет, как начинался приступ. Дело в том, что я привыкла ходить в магазины вдвоем с Энди и, глядя на товары, всегда думала, понравятся ли они ему. Везде, в каждом магазине, я видела пары или семьи, вместе занимающимися покупками.

Безобидное замечание приветливого продавца, подразумевающего, что я являюсь замужней женщиной, сбивало меня с ног.

– Я не замужем, – говорила я, хотя технически все-таки была еще замужней женщиной. И уже произнося эти слова, чувствовала, что меня начинало трясти. Я бросила корзинку и выбежала из магазина.

Мне казалось, что меня засасывала большая черная дыра. Я долго сидела в машине на автостоянке, дрожа и плача, пока не успокоилась настолько, что смогла сдвинуться с места и повести машину.

Я не хотела есть, а после этого переживания идти за покупками было выше моих сил. Мама и папа, Николь и Симона кормили меня. Они ставили передо мной тарелку с едой, буквально заставляя съесть то, что на ней лежало. А однажды я заехала на АЗС и накупила банок с супом «Хайнц», молока и хлеба как минимум на год…

Я посетила психиатра, стоит отметить, у меня была очень заботливая психиатрическая медсестра, но о тех первых неделях я мало что могу вспомнить. Мне диагностировали тяжелую реактивную депрессию и панические атаки, мое состояние было похоже на посттравматическое стрессовое расстройство. Пришлось принимать валиум против панических атак, два сильных антидепрессанта, стабилизатор настроения. Остальные таблетки не отложились в памяти.

В стрессе у меня сформировались повторяющиеся модели поведения. Например, я так сильно терла один из моих больших пальцев, что протерла дыру под ногтем до мяса. Рана постоянно кровоточила и была очень болезненной. Я раскачивалась взад и вперед в течение нескольких часов, пока мой мозг прокручивал историю нашего брака. Я надеялась, что Энди вернется, это все, чего я хотела. В тот момент я бы все ему простила.

Собаки сгрудились вокруг меня маленькой стайкой, почему-то зная, что мне нужна вся их помощь и поддержка, которую они могли дать. Вуди, мой дорогой маленький друг, старался прижаться ко мне и утешить, пока я пребывала в прострации от горя. Забота о собаках – дело, которое нельзя забросить или избежать. Вероятно, это и спасло меня.

Я жила с осознанием того, что Вуди мог умереть в любой момент. Мне очень повезло, что с ним ничего не случилось. В тот страшный час он оттащил меня от самого края, я уверена в этом. Он держался, старался выглядеть счастливым, радостным, требовал, чтобы я обратила на него внимание, и никогда не позволял мне упиваться жалостью к себе. Ему все время что-то было нужно: поднять его, сунуть в машину, дать посидеть у меня на коленях.

Даже гулять с собаками мне было тяжело. Казалось, что приходится принимать сознательное решение, чтобы сделать каждый шаг, но это были первые шаги, которые потом привели к выздоровлению. Меня предупредили, что я могу быть помещена в психиатрическую лечебницу, потому что существовала опасность, что я могу серьезно навредить себе. Но я всегда знала, что мне стоит держаться подальше от больниц. Я должна остаться в живых ради Вуди и Дейзи. Мысленно я могла представить, как Тангль находит себе новый дом, но знала, что Вуди и Дейзи будут настойчиво искать меня. Я не могла вынести мысли об этом. Самоубийство казалось мне самым простым вариантом. Я не могла придумать ничего лучше, чем не проснуться, потому что будущее рисовалось мне в самом темном цвете. Однако у меня была моя семья и мои собаки, поэтому я никогда всерьез не рассматривала возможность суицида.

Мне постоянно приходилось контактировать с Энди, потому что дом был разобран на мелкие куски, и необходимо было принимать какое-то решение. Он звонил мне, но разговаривал настолько ужасно и злобно, что в итоге, через несколько месяцев, мои психиатр и адвокат сказали, что ради сохранения собственной жизни не стоит больше общаться с ним. Это было кошмаром: я настолько была привязана к Энди, что мне казалось, что лучше вести с ним трудный, мучительный разговор, чем вообще не контактировать. Оглядываясь назад, я удивляюсь, как я, которая всегда была довольно сильным человеком, могла стать настолько жалкой.

Через два месяца после того, как Энди покинул меня, мне нужно было во второй раз отправляться в Южную Корею. Поездка пришлась на декабрь, и поначалу я хотела отменить ее, но мысль о Рождестве в доме без Энди ужасала меня. Больше всего на свете я любила свою семью. И именно поэтому мне было сложно представить праздники с родными. Рождество с мамой и папой – всегда счастливое время, много шума, суеты и веселых глупостей. Я не хотела, чтобы моя мрачность заражала всех вокруг и испортила им праздник.

В конце концов, я решила, что отъезд будет самым лучшим выходом из положения. Я знала, что мне придется много и интенсивно работать, и надеялась, это сможет хотя бы немного облегчить душевную боль. До некоторой степени так и произошло. Вылетая в канун Рождества, я лишала себя праздника. Мне пришлось согласиться со своим психиатром и взять большие дозы препаратов, а также поставить в известность своего переводчика Джули относительно возникших у меня проблем и проводимого лечения.

В Южной Корее Рождество не празднуют, поэтому вместо того, чтобы лакомиться индейкой, я сидела, скрестив ноги, на деревянном полу, поедая палочками рис с говядиной и салат. Я снова остановилась в центре обучения собак-поводырей, но выходные Джули со мной не проводила, она вернулась домой к своей семье.